СТИХИ ГРАФУ ПЕТРУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ РУМЯНЦОВУ

 

Румянцов! Я тебя хвалити хоть стремлюся,

Однако не хвалю, да только лишь дивлюся.

Ты знаешь, не скажу я лести ни о ком,

От самой юности я был тебе знаком,

 

Но ты отечество толико прославляешь,

Что мя в безмолвии, восхитив, оставляешь.

Не я -- Европа вся хвалу тебе плетет.

Молчу, но не молчит Европа и весь свет,

 

<1775>

 

 

ОТВЕТ НА ОДУ ВАСИЛЬЮ ИВАНОВИЧУ МАЙКОВУ

 

Витийство лишнее -- природе злейший враг;

Брегися только можно

Ты, Майков, оного; витийствуй осторожно.

Тебе на верх горы один остался шаг;

Ты будешь на верхах Парнаса неотложно;

Благоуханные рви там себе цветы

И украшай одними

Ими

Свои поэмы ты!

Труды без сих цветов -- едины суеты;

Ум здравый завсегда гнушается мечты;

Коль нет во чьих стихах приличной простоты,

Ни ясности, ни чистоты,

Так те стихи лишенны красоты

И полны пустоты.

Когда булавочка в пузырь надутый резнет,

Вся пышность пузыря в единый миг исчезнет.

Весь воздух выйдет вон из пузыря до дна,

И только кожица останется одна.

 

<1776>

 

 

* * *

 

Жива ли, Каршин, ты?

Коль ты жива, вспеваешь

И муз не забываешь,

Срывающа себе парнасские венцы?

 

А я стихи читал,

Которы ты слагала.

Ты резко возлетала

На гору, где Пегас крылатый возблистал.

 

Ум Каршины возрос,

Германии ко чести.

Я то сказал без лести,

Хотя германка ты, а я породой росс.

 

Германия и мне,

Не бывшу в ней, известна,

Стихов душа всеместна,

Да я ж еще и член в ученой сей стране.

 

Различных тон музык,

Как автора "Меропы",

Знаком мне всей Европы,

И столько же знаком германский мне язык.

 

Я часто воздыхал,

Стихов твоих не видя,

И, на Парнасе сидя,

Довольно я о них хвалы твои слыхал.

 

Тобой еще зрит свет --

Пииты не годятся,

Которы не родятся

Со музами вступить во дружбу и совет,

 

И лучшие умы

В стихах холодных гнусны,

Сложенья их невкусны,

Но знаешь ты и я, и все то мы.

 

В тебе дух бодрый зрю,

Высокость вижу, нежность,

Хороший вкус, прилежность

И жар, которым я, как ты, и сам горю.

 

Тебя произвела

Средь низости народа

К высокости природа,

И мнится мне, <что> то нам Сафа родила.

 

Внемли мои слова,

Германска Сафа, ныне:

Воспой Екатерине,

Дабы твои стихи внимала и Нева.

 

 

* * *

 

Не пастух в свирель играет,

Сидя при речных струях.

Не пастух овец сгоняет

На прекрасных сих лугах.

Их свирели не пронзают

Тихим гласом воздух так --

Трубят в роги и взывают

Здесь охотники собак.

 

Там кустами украсился

Берег чистого ключа;

Тут охотник устремился

Возбудить зверей, крича.

В остров гончих псов кидает,

Тщится зайца выгнать вон.

Тут-то громко испускает

Эхо о Нарциссе стон.

 

Вдруг не стало больше крика,

Резвый заяц поднялся.

Зачинается музыка

Гончих псов, в кустах глася.

Смельства робкий зверь прибавил

Иль от страха обомлел --

Заяц остров свой оставил,

В чисто поле полетел.

 

Чистым полем ноги смелы

Унести его хотят.

Псы борзые так, как стрелы,

За врагом своим летят.

Ото всех он удалился

Неприятелей своих,

Лишь Меламп за ним катился,

И Сильваж вблизи из них.

 

И Меламп уж остается

От Сильважа назади.

С зайцем вравне он несется,

Стал у зайца впереди.

Повратил его, с ним мчится

Изо всех обратно сил.

Как опять Меламп ни тщится,

Он Мелампа опредил.

 

Ввергся заяц устремленный

В весь за ним бежащий полк.

Тут надежды бы лишенный

Задрожал и лютый волк,

Тут Дриопа подхватила,

А Хелапс его поймал,

Чтоб гортань его сразила,

Коль Сильваж бы не угнал.

 

Бедный ты, Сильваж, трудился,

Зайца ты один сматил.

А Хелопс вдали тащился,

Да и добычь получил.

Хоть от доброго завода

Часть тебя произвела,

Только что дала природа,

То Фортуна отняла.

 

 

ВРЕМЯ

 

Солжет ли земнородно племя,

Коль скажет то: "Всего дороже время"?

Чего поселянин во осень не сожнет,

Того и в житнице его зимою нет.

Вовремя ежели в торги купец не вступит,

Товаров нет, никто товаров и не купит.

Солдат, не выучась ружья в руках держать,

От неприятели не должен ли бежать?

Судящему препона,

Не знающу закона,

А рифмотворца главный вид --

Охота дерзкая и вечный стыд,

Коль он не выучит вовремя аз и буки

И хочет быть Гомер без смысла и науки;

Напрасно ищешь ты без времени затей.

Не тунеядствуй и потей.

Как рожь, так сеется подобно добродетель.

Потребно ко всему и время и труды,

И неусыпный ум, полезного радетель,

И все во всем от времени плоды.

От времени забава,

От времени и слава,

От времени победоносца честь

И благо всякое, какое только есть.

Незапности одна возносит только лесть.

Слепое счастие души не украшает,

И любочестия оно не утешает.

Без основания довольствия мечты

И отрасли единой суеты --

Не розы естеством, но сделанны цветы.

Не во естественной такой цветочек коже,

Не мягок, но жесток

И лишь по имени цветок,

Хотя естественной да розы и дороже,

Под именем добра ища и худа мы,

Способством времени стремим во зло умы.

Вор тайный только грешен?

Вор явный столько ж грешен,

А сверх того, еще пойман и повешен;

Так время надобно и добрым и худым.

Одним -- как светлый огнь, другим -- как темный дым.

Одни стремятся ввек и плену им быти строгом,

Другие вечно с богом.

 

 

ПЕРЕВОДЫ

 

ПАУЛЬ ФЛЕМИНГ

 

ПАУЛЬ ФЛЕМИНГ

ВЕЛИКОМУ ГРАДУ МОСКВЕ

 

О ты, союзница Голштинския страны,

В российских городах под именем царицы.

Ты отверзаешь нам далекие границы

К пути, в который мы теперь устремлены.

 

Мы рек твоих струей к пристанищу течем,

И дружество твое мы возвестим Востоку;

Твою к твоим друзьям щедроту превысоку

По возвращении на Западе речей.

 

Дай, небо, чтобы ты была благополучна,

Безбранна, с тишиной своею неразлучна,

Чтоб твой в спокойствии блаженный жил народ!

 

Прими сии стихи. Когда я возвращуся,

Достойно славу я твою воспеть потщуся

И Волгу похвалой промчу до Рейнских вод.

 

<1755>

 

 

МОСКВЕ-РЕКЕ

 

Всегда ты в тишине теки в своих брегах

И града омывай великолепна стены;

Мы в них в другой уж раз зрим ласку без премены,

Которой чаем мы в восточных быть странах.

 

Коль возвращуся здрав, как был в стране я сей,

Каков от берегов твоих я отлучаюсь,

Устами я тебе и сердцем обещаюсь,

Что ты не выйдешь ввек из памяти моей.

 

Воспеть хвалу твоим струям я не оставлю.

Как Мульда славится, так я тебя прославлю,

Но тамо я уже не чаю больше быть.

 

Прими сей малый труд. По времени я миру

Потщуся о тебе громчае возгласить.

Нет, буду петь теперь! подай, Эрата, лиру!

 

<1755>

 

 

МОСКВЕ

 

Град, русских городов владычица прехвальна

Великолепием, богатством, широтой!

Я башен злато зрю, но злато предо мной

Дешевле, нежель то, чем мысль моя печальна.

 

Мной зришься ты еще в своем прекрасней цвете;

В тебе оставил я что мне миляй всего,

Кто мне любезнее и сердца моего,

В тебе осталася прекраснейшая в свете.

 

Избранные места России главных чад,

Достойно я хвалю тебя, великий град,

Тебе примера нет в премногом сем народе!

 

Но хвален больше ты еще причиной сей,

Что ты жилище, град, возлюбленной моей,

В которой всё то есть, что лучшее в природе.

 

<1755>

 

 

ЖАК ДЕ БАРРО

 

Великий боже! Твой исполнен правдой суд,

Щедроты от тебя имети смертным сродно,

Но в беззаконии все дни мои текут,

И с правосудием простить меня не сходно.

 

Долготерпение ты должен окончать

За тьму моих грехов по правости устава,

И милосердие днесь должно умолчать.

Того теперь сама желает слава.

 

Во мщеньи праведном ты тварь свою забудь;

Пренебрегай ток слез и тем доволен будь,

Греми, рази, свою ты ярость умножая!

 

Хотя и трепещу, я чту твой гнев, стеня,

Но в кое место ты ударишь, поражая,

Не крыла чтобы где Христова кровь меня?

 

<1756>

 

ПЬЕР КОРНЕЛЬ

 

ПОЛИЕВКТ

 

Трагедия

 

МОНОЛОГ ПОЛИЕВКТА

 

Стремишься, роскошь, ты, источник лютой части,

Прельщеньем пагубным мои воздвигнуть страсти.

О притяжения плотских мирских зараз!

Оставьте вы меня, коль я оставил вас.

Ступайте ныне прочь, играние и смехи,

И честь, и счастие, и все мои утехи!

Искати вас мое желанье протекло,

Вы светлы таковы и ломки, как стекло.

Не буду воздыхать о вас на свете боле,

Не подвергаюся я больше вашей воле.

Вы тщетно силитесь принудить сердце пасть,

Являя божиих врагов и честь и власть.

На них бог яростно десницу простирает

И беззаконников ногами попирает.

Хотя не мнят они, что правда им грозит,

Внезапный их удар повергнет и сразит.

Ненасытимый тигр, монарх немилосердый,

Противу божиих рабов в гоненьи твердый,

Ты скоро счастливой судьбы узришь конец!

Престол твой зыблется от скифов и венец.

Приимешь скоро мзду, которой ждут тираны:

Отметится християн невинна кровь и раны.

Дрожи и трепещи от страшного часа!

Готова молния оставить небеса,

И гром от горних мест в тебя ударит грозно!

Раскаешься тогда, но всё то будет поздно.

Пускай свирепости мне Феликс днесь явит,

Пускай, Севера чтя, он зятя умертвит!

Невольник он, хотя сим градом он и правит.

Пускай он смертию моей себя прославит!

О свет, от зол твоих избавил я себя,

И уж без горести оставлю я тебя!

Я прелести твои всем сердцем ненавижу.

Павлину я теперь препятством счастья вижу.

О радость вечная, о сладость небеси!

Наполни разум мой и крепость принеси!

Дух мыслию мой ты святою просвещаешь,

Неувядаемо мне счастье обещаешь,

Сулишь душе моей премножество блаженств,

Но дашь и больше мне дарами совершенств.

Ты, жар божественный, в груди моей пылаешь,

Без опасенья зреть Павлину посылаешь.

Я зрю ее, она сюда ко мне идет;

Но уж в лице ея заразов больше нет,

Которы надо мной имели столько мочи,

Уже ее мои бесстрастно видят очи.

 

<1759>

 

 

ФРАНСУА ФЕНЕЛОН

 

ИЗ "ТИЛИМАХА"

 

В грусти была по отъезде Улисса всегдашней Калипса

И бессмертье свое, тоскуя, несчастьем имела.

Песни в пещере ея уж не были более слышны:

Нимфы, служащие ей, не смели ей молвить ни слова.

Часто гуляла она одна в муравах цветоносных,

Коими вечна весна весь остров ея окружала,

Но места прекрасные ей не смягчали злой грусти

И Улисса, в них бывшего, к вящей тоске вображали.

Часто была она на брегах морских неподвижна,

Часто сии брега орошала Калипса слезами,

Зря непрестанно в страну, где корабль Одиссеев летящий,

Горды валы попирая, от глаз ея вечно сокрылся.

Вдруг усмотрела она остатки погибшего судна:

Там по пескам изломанны лавки гребецки и веслы;

Там по водам кормило, веревки и мачта плывущи.

После увидела двух человек: единого в летах,

Млада другого и видом любезну подобна Улиссу;

То же приятство, стан, бодрость и та же походка геройска, --

То Тилимах, сын Улиссов, узнала богиня в минуту.

Хоть бессмертны больше смертных познанья имеют,

Не познала богиня, кто муж почтенный был с оным;

Вышние боги скрывают он нижних всё, что изволят;

Скрылась Калипсы под образом Ментора хитро Минерва.

Впрочем, Калипсино сердце играло разбитием судна,

Ибо оно ей причиной узрети любезного образ.

Будто не зная о нем, богиня к пришельцу приходит;

"Рцы мне, отколе ты дерзко коснулся земле моей, странник?

Знай, что к моей ты не можешь коснуться державе без казни".

В грозных словах сокрывала она веселие сердца,

Кое противу воли ея во взорах сияло.

 

<1766>

 

 

НИКОЛАЙ МОТОНИС

 

⇐ Предыдущая17181920212223242526Следующая ⇒

Поделиться: