Интеллектуальный бестселлер –

Кен Кизи

Песня моряка

Интеллектуальный бестселлер –

Текст предоставлен издательством http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=132507

«Песня моряка / Кен Кизи»: Эксмо; Москва; 2013

ISBN 978‑5‑699‑65314‑0

Аннотация

«Песню моряка» Кизи написал после многолетнего молчания – и это возвращение в литературу было поистине триумфальным. С блестящим мастерством и неповторимым сарказмом он рисует гротескный, причудливый мир и населяет его героями, чьи судьбы глубоко трогают читателя.

Кен Кизи

Песня моряка

Ken Kesey

SAILOR SONG

Copyring © Ken Kesey, 1992

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Посвящается Фей,

надежной мачте в ревущих волнах,

путеводной звезде во мраке,

моему товарищу по плаванию

И Христос был мореходом,

По волнам бродя как посуху,

И увидел Он сквозь воды,

Раздвигаемые посохом,

Что лишь очи утопающих

Видят лик Его светлейший,

И велел Он начинающим

Воды бороздить в дальнейшем

И сказал: «Пока свободу

Не найдет в пучине,

Заповедую по водам

Плыть вперед мужчине».

Леонард Коэн

Чернобурка» наносит удар

Эмиль Грир вынырнул из крохотной рубки как раз в тот момент, когда Айк поднялся на борт. Едва увидев Айка, он присел, превратившись в пружинистый комок – руки, ноги, пальцы, даже проволочные завитки волос – все растопырилось в разные стороны. Клещи взлетели вверх и завращались в воздухе, как пропеллер без мотора.

– Йа‑а‑а! – заорал Грир, как боец восточных единоборств. У Грира была прыщавая кожа, и когда он волновался, что с ним часто случалось, лицо его становилось такого же цвета, как тело испуганной каракатицы. Под воздействием силы земного притяжения клещи начали опускаться вниз, но Грир со скоростью змеи выкинул левую руку и успел схватить падающий инструмент, прежде чем тот упал на палубу. Хотя Грира часто обвиняли в трусости, никто никогда не говорил, что он медлителен.

– Ебаный карась, старик, никогда больше так ко мне не подкрадывайся! – замахал он на видение ключом. – Я решил, что попал в «Проклятие мумии». Тебе еще повезло, что я тебя не каратнул.

Айк, кряхтя, снял с плеча брезентовый мешок.

– А с мужем Лулу Луп ты тоже занимался таеквондо сегодня утром?

– Сегодня утром? – Грир не сменил своей позы. Его пятнистая физиономия продолжала колыхаться. – Ну я смотался, потому что я ведь опасный чувак, – пояснил он, все еще осторожно поглядывая на своего напарника. – Я просто испугался, что дело может кончиться смертельным исходом, если я свяжусь с этим белым дерьмом. Поэтому, как только он объявился, я встал на путь наименьшего сопротивления.

– Понятно. – Айк открыл мешок и сменил свою куртку на оранжевый спасательный жилет. – Это очень по‑буддистски.

– Рад, что ты оценил. – По мере того как Грир выходил из стойки восточного борца, к нему начало возвращаться природное любопытство. Он сделал шаг к Айку и принялся внимательно изучать его забинтованную голову.

– Йезус Мария и Магомет, чем же ты занимался? Укрощал диких кошек?

Айк застегнул молнию на мешке и забросил его в кубрик под приборную доску. Потом под пристальным взглядом Грира отмотал с рулона бумажное полотенце и протер ветровое стекло в рубке. Когда Гриру стало ясно, что ответа ему не дождаться, он развел ключ и снова склонился над горой гаек. Лицо его постепенно поблекло и приняло привычный, хотя и необычный цвет. Оно было испещрено, как дно водоема, образованного приливом. Рожденный в самых мрачных трущобах Бимини, Грир был десятым сыном золотистой девы из Восточной Азии и рыжебородого потомка викингов – второго машиниста судна, перевозившего сыры из Гётеборга. Вследствие этого союза на свет появился ни краснокожий, ни черный, ни желтый. Больше всего Грир напоминал одно из тех пасхальных яиц с трещиной, которые красят в последнюю очередь всеми оставшимися красками. Они всегда получаются пятнисто‑коричневыми с багровыми, сиреневыми и бежевыми разводами. Его вообще было бы трудно принять за островитянина, но он всячески афишировал это: заплетал волосы в косички, как у пугала, пересыпал речь французскими фразами, почерпнутыми из кинофильмов, и, когда его спрашивали о Рыжебородом Эрике, отвечал: «Я – викинг из Бимини воистину в помине».

По мере того как Грир завинчивал гайки, вибрация движка уменьшалась. Краем глаза он видел, что его приятель закончил протирать ветровое стекло и теперь хмуро смотрит на пустой причал. Грир продолжил свое дело.

– Так адмирал Алиса не могла подождать пару минут… – наконец изрек Айк.

Грир рассмеялся.

– Вау, старик, а пару часов не хочешь? Для Алисы Кармоди она еще вполне сносно себя вела. А потом заявила, что ей пора: она сегодня должна рано вернуться, а к тому же хочет посмотреть, сможет ли кто‑нибудь из нас оплатить топливо. После чего свинтила.

– А свинчивать надо было обязательно в моей лодке? Если уж ей надо рано возвращаться, могла бы плыть и в этом корыте.

– Просто я это корыто никак не мог завести. – Грир увеличил число оборотов, не отрывая взгляда от ржавых деталей, так что теперь ему приходилось кричать. – Оказалось, что в бензобаке дохлые мыши – чуть ли не час продувал его. А когда он наконец заработал, началось настоящее землетрясение. Вау! Тут‑то Алиса и заявила, что забирает «Сьюзи» и встретится с нами тогда, когда я приведу двигатель в порядок. Она совершенно не хотела тебя обидеть…

Грир отлично знал об опасных подводных течениях, возникавших между его другом и женой босса, когда тот отсутствовал, и надеялся на то, что ему хватит масла, чтобы заливать эти бушующие волны до возвращения Кармайкла. Заметив какой‑то пушистый комочек, зацепившийся за планшир, он приподнял его ключом, радуясь, что можно сменить тему разговора.

– Поразительно! Мыши становятся токсикоманами. Я читал в «Новом свете», что такое происходит с топливными насосами вдоль всего побережья. Если рукава не забирают решетками, в них заползают мыши. – Он взял клещами утопшего грызуна и выбросил его за борт. – В «Новом свете» говорится, что это еще один симптом. Даже животные идут на самоубийства.

– Похоже, «Новый свет» по‑прежнему печатает все ту же чушь.

– А киты, которые выбрасываются на берег в Сан‑Диего? А олени, которые ложатся на скоростные шоссе в Юте и Айдахо? А?

– Киты всегда выбрасывались на берег. А олени просто переходили дорогу в поисках пищи…

– Это тоже симптом – раньше им хватало пищи в горах, – настаивал Грир. – Это все следствие парникового эффекта. Они впадают в депрессию. – Грир ухватил грунто́вом еще один кусочек мокрой шерсти. – Бедная мышка. «Я чувствую, как на меня наваливается депрессия, – говорит она, – глотну‑ка я этого Шеврона».

«Новым светом» назывался журнал, посвященный программе «Настоящие Светлые Существа», на который подписывался Грир. В нем публиковались фотографии подписчиков – все не старше сорока – и их краткие жизнеописания. Когда Грир сообразил, что он никогда не встречал в этом журнале фотографий чернокожих, он тут же отослал серию своих снимков, где он был изображен в разных позах. Айк дразнил его, убеждая, что издатели их не печатают, так как сомневаются в том, что чернокожий может быть «Настоящим СС». Грир, однако, возражал, что все дело в его моложавом виде и вообще издатели считают, что цветные чуваки в наше время до сорока уже не доживают.

Он вышвырнул за борт вторую мышь и увеличил обороты.

– Боюсь, он не перестанет трястись, пока мы не отойдем на несколько миль. Сейчас проверю трюмную помпу и займусь генератором…

– Отчаливаем через пять минут, – промолвил Айк.

– Через пять минут? Да она не знала воды несколько лет. Дерево должно намокнуть, а радио высохнуть…

– Ничего.

– Исаак, Христа ради, надо проверить днище!

– Пять минут, и отплываем, напарник.

– Ладно, ладно, пять минут, и отплываем. Кто станет спорить с человеком, у которого морда из ужастика! – И Грир начал поспешно спускаться в люк.

Айк прислонился к рулевой рубке, предоставив суетиться Гриру. Грир юлил – это было очевидно. Старый «меркурий» был отлично закреплен и ровно работал, возможно, уже не меньше часа вопреки всей этой болтовне о технических сложностях. В наши дни в считаные минуты можно определить засор, выудить дохлых мышей и прочистить бак. К тому же всем было известно, что Грир хороший механик. Может, мореход никакой. Потому что, несмотря на все его островное детство и годы военно‑морской службы, он по‑прежнему панически боялся океана. Он его просто не чувствовал. Айк не раз слышал, как он долго и подробно описывал свои дурные предчувствия. Грира тревожили все опасности, связанные с водой, от причудливо‑эксцентричных выдумок до традиционных поверий, от мистических до вполне современных угроз. Больше всего Грир любил порассуждать о Бермудском треугольнике и Великом водовороте. Грир боялся всего, черпая страх как из реальных фактов, так и из побасенок. Он боялся священного трупа и огней святого Эльма, а также новейших странностей, о которых рассказывали некоторые арктические рыбаки. В «Новом свете» сообщалось, что все это проявления мести разгневанных русалок, которые сводят счеты за эксплуатацию морских недр. Как уж тут не бояться?

Но больше всего Грир боялся выходить в море один, чтобы не упасть за борт. У него была слегка покалечена левая стопа, на которой отсутствовало три пальца. Как утверждал Грир, их откусила мурена, когда он занимался спасательными работами на Сен‑Круа. Но Айк знал, что это было не так. Во время медового месяца вторая жена Грира выгнала его на улицу в Рено после очередной ссоры, и прежде чем ему удалось убедить ее впустить его обратно, он отморозил себе пальцы. Айк это знал от самой бывшей жены Грира, но никогда не говорил об этом и не возражал, когда его напарник рассказывал о мурене. Вследствие ампутации Грир немного хромал, но утверждал, что это не хромота, а специальный танцевальный шаг. «Придает синкопизм, как Легбе, богу ритма. Дамы считают это очень эротичным».

И действительно, Грир был отличным танцором и неоднократно побеждал в национальных играх по толчкам и пинкам. Он и на палубе ощущал себя вполне уверенно, когда поручалось какое‑то конкретное дело: проворно мог взобраться на мачту или бушприт при встречном ветре, что обеспечивало работу в любом порту на любом море. Да и работа во внутренних помещениях была ему по плечу. Но как только судно покидало причал, эта уверенность тонула, как якорь, и эротичная походка становилась помехой, особенно когда он оказывался один на таком корыте, как это. И Айк знал, что Грир дождался его именно по этой причине.

Айк ухватился за булинь и, не сходя на причал, скинул петлю с кнехта. Этому движению его научила Алиса Кармоди – его нужно было делать не кистью, а от локтя. Он свернул мокрый канат и позвал Грира:

– Поднимайся и отдавай кормовой. Если мы пару часов не пройдем на полном, адмирал Алиса нас со свету сживет своими издевками.

Грир снял свой огон с третьей попытки. Судно развернуло кормой в пенном течении. И хотя Айк стоял за штурвалом, он предоставил судну дрейфовать самостоятельно, не прибавляя скорости и лишь наблюдая, как старый хрупкий корпус минует сваи. Грир запихал канат за рыбный контейнер и неодобрительно поджал губы.

– Ты бы не наезжал на Алису, Исаак. Она не имеет никакого отношения к загулу Кармоди. Так что сбрось обороты.

Айк не ответил, наблюдая за медленным разворотом кормы. Кармоди улетел в Сиэтл посмотреть на шестидесятивосьмифутовую посудину, о которой он прочитал в «Аляскинском рыбаке». Он обещал вернуться к понедельнику, ссылаясь на то, что просто ему надо первым увидеть это произведение искусства. Однако на следующий вечер он позвонил и сообщил, что купил судно и для того, чтобы провести его через пролив, ему нужны братья Каллиган. Так что, если погода позволит, они успеют к открытию сезона.

С тех пор прошло уже три недели, и все это время стояла хорошая погода. Телефонные сообщения из портов захода подтверждали, что старый рыбак действительно загулял, решив продемонстрировать свое приобретение всем друзьям и знакомым, обитавшим по пути следования. Он пропускал одну из важнейших путин сезона, но его никто не осуждал: Майкл Кармоди в течение нескольких десятилетий вкалывал не покладая рук в любую погоду и при любой воде, вылавливая неводами, удочками, жаберными сетями и садками все, что было съедобно и разрешалось законом, в результате чего создал компанию, улов которой превосходил даже крупные предприятия.

Он заслужил отпуск.

Заменить братьев Каллиган было несложно. Кое‑кто из молодняка, осевшего в Шинном городке, еще не распростился с мечтой о возвращении домой: они по‑прежнему приходили на причал, вместо того чтобы валяться в контейнерах с шинами от грузовиков и нюхать клей.

Когда прошло десять дней, а Кармоди так и не вернулся к открытию летней путины, Алиса поручила Гриру все операции по копчению и консервированию, а сама встала за штурвал траулера «Хулиган». Учитывая политику ООН, эта лососевая путина могла оказаться последней в сезоне, и она хотела полностью выбрать квоту Кармоди. Айку она заявила, что тот сможет обойтись на «Сьюзи» без Грира, раз уж она обходится на «Хулигане» без собственного мужа.

Айк не возражал. Более того, ему это даже больше нравилось. Но то, что она позволила себе командовать, его разозлило. Он злился весь первый день: его раздражало все – то, что она постоянно держалась поблизости и всегда забрасывала свою сеть по соседству, словно приглядывая за ним. Может, она надеялась уличить его в перепродаже части улова японцам, чем нередко занимались младшие партнеры. Как бы там ни было, ее колючее присутствие действовало ему на нервы все больше и больше, однако он без жалоб продолжал забрасывать и вытягивать свои сети. И наконец два дня назад у «Хулигана» накрылся редуктор, как это и предсказывал Кармоди. Вонг взял Алису на буксир, но его так мотало, что он врезался в мол и вдоль всего левого борта получил отличную течь. Ей еще повезло, что это произошло неподалеку от причала. Стоило докерам взглянуть на «Хулигана», как его поставили на прикол до конца сезона.

Айк решил, что теперь она вернется на консервный завод и оставит его в покое. Он не сомневался, что выберет на «Сьюзи» и свою квоту, и Кармоди до закрытия путины в пятницу, о чем и сообщил Алисе. Та пробурчала в ответ что‑то невразумительное. А потом упрямая стерва вытащила эту старую посудину и всю ночь замазывала в ней щели! Накануне Гриру удалось отладить двигатель, так что суденышко добралось до причала. И Исаак втайне надеялся, что неподатливая скво заставит старую «Коломбину» двигаться и отправится за рыбой, а уж хорошая волна избавит их разом и от той, и от другой. И что же из этого вышло? А то, что Свирепая Алеутка Алиса плыла себе на крепкой и прочной «Сьюзи», а Айк Соллес кандыбал на корыте с течью.

Убедившись, что течение вынесло их на глубину, он дал полный вперед. Гребной винт завертелся, и Айк повернул посудину в открытое море. Свежий бриз, как всегда, заставил его губы растянуться в улыбке, и он почувствовал себя лучше. Грир был прав: пусть делает что хочет. Впрочем, Грир так говорил обо всех женщинах.

Всю дорогу до отмели они боролись с приливом, поэтому двигатель взвизгивал при каждой волне. Грир распаковал спасательный костюм, который всегда надевал, выходя в море, и начал молча натягивать его на себя. Соллес стоял за штурвалом. Когда они миновали отмель, волны чуть успокоились, превратившись в длинные покатые валы, лениво, но сильно бившие напрямую в борт, и Айк наполовину сбавил скорость. Других судов видно не было. Ветер в открытом море стал холодным, и Айк снова надел шерстяную куртку поверх спасательного жилета и застегнул ее до самого подбородка. Шерсть воняла, а замок молнии царапал подбородок, но без такой защиты лицо покрывалось ледяной коркой. Именно по этой причине многие рыбаки отращивали бороды. Так что, если особых причин для бритья не существовало, удобнее было иметь свою собственную поросль. Айк был безбородым меньшинством среди рыбацкой братии.

Как только они миновали скалу Безнадежности, Айк круто положил право руля и развернулся к северу. Слева виднелся туманный горизонт, который представлял собой открытое море, справа вздымались зубчатые стены магнитного колчедана.

И наконец Айку показалось, что впереди сквозь дымку он может различить ряд колышущихся суденышек. Он застопорил штурвал бедром и вытащил из кармана куртки маленький бинокль. Так оно и было – все столпились в проливе. Ловили там, где на прошлой неделе братьям Вонг удалось отхватить хороший куш. Выстроились в линейку, как дети перед раздачей подарков. При виде этого настроение Айка начало резко портиться. Ему совершенно не улыбалось тащиться вдоль всей шеренги карбасов, как ребенку, опоздавшему на праздник.

В самом дальнем конце на якоре стояла плавучая база Босли, а за ней в очередь выстроились остальные суда. Как только впереди образовывался просвет, первое в очереди с ревом неслось занимать освободившееся место. И надо же было устроить такую толкучку в огромном море. Господи боже ты мой.

Айк с биноклем у глаз разыскивал синюю рубку «Сьюзи», однако среди работавших судов ее видно не было. Он перевел окуляры обратно на выстроившуюся очередь и наконец отыскал ее в самом конце – она была похожа на голубую бусинку. Судя по осадке, она была перегружена. Алиса Кармоди никогда не могла остановиться, пока не утопала в рыбе по самую задницу. «Ну что ж, замечательно», – решил Айк. Он не будет стоять за ней, дыша выхлопными газами. Он вытянул дроссель на треть и повернул штурвал на сто восемьдесят градусов. Из кубрика высунулся Грир.

– Что ты делаешь, Исаак? – В руках у него дымились две кружки. – Поосторожней, это последняя дурь. Жаль будет, если она разольется до того, как ты расскажешь мне, что у тебя произошло с малышкой Луп.

– Я не расположен к общению, – сообщил Айк. – Хочу двинуть к Утиной канаве.

Грир залпом опустошил кружку и принялся за другую: проще всего спасти драгоценную жидкость при качке – это заглотить ее. Когда обожженный язык у него немного остыл, он наградил Айка пристальным взглядом исподлобья и продолжил уже с гораздо меньшим апломбом:

– Значит, двигаем к чертовой канаве. По‑моему, это слишком, но давай. Я‑то считаю, что тебе ее даже найти не удастся.

– Найду, – откликнулся Айк. – Хотя при таком приливе войти в нее будет не так‑то просто.

– Уже не говоря о том, чтобы выйти, – пробормотал Грир себе под нос.

Утиной канавой называлась небольшая, то и дело пересыхавшая речушка, спускавшаяся с гор к северу от Квинакского залива, с постоянно менявшимся руслом, пролегавшая по песчаным отмелям. То она выныривала в одном месте, то в другом. А порой, когда прилив намывал высокую и широкую дамбу, она и вовсе исчезала, образуя небольшое озерцо на берегу, и ждала, когда дамба прорвется или поменяется русло. Однако если удавалось найти ее устье и подняться вверх, рыба была гарантирована.

Грир отставил кружку и начал застегивать спасательный костюм. Пережив крушение краболовного судна в Бристольском заливе, Грир надевал спасательный костюм при любой погоде и на любом судне. А с крабами с тех пор было покончено раз и навсегда. Единственные членистоногие, с которыми он после этого имел дело, обитали в пучинах женского лона. Айк допил чай и вернул кружку. Стоило ему распрощаться с коллегами по промыслу, как к нему начало снова возвращаться хорошее настроение. Он улыбнулся Гриру.

– Так, значит, великий любовник Эмиль Грир был изгнан со своего лежбища классическим разгневанным мужем вчера ночью.

– Изгнан? Я бы так не сказал. Великий Грир никогда не уходит, пока не кончит, какими бы классическими и разгневанными ни были мужья. Это мой кодекс чести, это…

Айк поднял руку, обрывая разговор, и указал на темный водоворот впереди. Грир спал с лица.

– Ах ты черт! И надеюсь, ты заметил, что здесь кое‑кто уже утоп.

В прибрежном тумане виднелся ржавый шпангоут одной из жертв цунами девяносто четвертого года. А с другой стороны фарватера болтался еловый пень, вывернутый весенними штормами. Грир покачал головой.

– Слишком узко, старик. Не советую пытаться. Там можно пройти разве что на каноэ.

Грир понимал всю бесплодность своих попыток – угон фургона не мог пройти безнаказанно. Движок взревел, и нос нырнул вниз. Грир застегнул неопреновый капюшон и схватился за планшир.

Айк много лет назад узнал от Кармоди, как обходиться с канавой – тогда его пай составлял всего десять процентов. Самое главное, что следовало помнить, это мели. И здесь нельзя было ограничиваться полумерами. Надо было принять решение и идти полным ходом. В противном случае любая встречная волна могла вас перевернуть. И Айк рванул.

Они прошли впритирку, так что обломки погибшего судна остались в метре от левого борта, а еловые корни царапнули правый. Через десять метров канава, свернув влево на девяносто градусов, раскинулась на миниатюрной отмели. Старый движок заревел, когда винты врезались в дно, но Айк быстро перевел его на нейтрал. По инерции они перескочили через отмель и оказались в заливе, неразличимом со стороны моря.

– Так Великий кормчий нашел свое собственное море, – саркастически прокомментировал Грир. – Правь, Британия, морями.

– Без проблем, – беззаботно улыбнулся Айк. Он успел отметить про себя, что опять начинает зарываться, но звук движка отвлек его от этой мысли. А потом он увидел в воде хромированный изгиб мощной спины и через мгновение еще две такие же. Он дал задний ход, и попутная струя усеяла их брызгами.

– Разматывай, старик. Посмотрим, что нам может предложить наше море.

Грир в раздувшихся складках неопренового костюма выглядел неуклюжим и неловким. Он открыл рундук и, сняв с него кружки, достал перчатки. Вздохнув, подошел к барабану с сетью на корме и начал выуживать первый поплавок.

Выборочная лебедка на старой «Коломбине» была ручной. Именно поэтому Грир и Алиса и собирались работать на ней вдвоем, чтобы один занимался сетями, а другой стоял у штурвала. А при выборке снасти один должен был вращать барабан, а другой выбирать улов. Как в старое время. После того как Кармоди купил «Рыжую красотку», Айк с Гриром пару сезонов работали на «Коломбине», пока Кармоди не выдал Айку «Сьюзи», на которой можно было ловить в одиночку. Грир с восторгом сошел на берег и начал работать на консервном заводе, а «Коломбина» отправилась под брезент за эллинг к остальному хламу, который Кармоди называл «запасом». Она простояла там несколько лет, и ее не доставали даже тогда, когда «Рыжая красотка» затонула.

Когда Грир наконец выбрал поплавки, Айк дал полный ход. Гриру еще предстояло вручную выбрать не меньше пятидесяти метров сети, пока она начнет разматываться самостоятельно. Айк сбросил скорость и плавно дал лево руля. Когда вся сеть была вытравлена и последние поплавки сброшены за борт, он развернулся и двинулся обратно к первому оранжевому шару. Судя по перекатывавшимся под водой спинам, Айк не сомневался, что им не придется долго ждать. Он изменил курс, и Грир зацепил поплавок. Айк застопорил ход и пошел помогать Гриру. Тяжелая сеть пульсировала от бьющейся в ней жизни. Первый лосось был настоящей царь‑рыбой – длиной в ногу и ценой не меньше пятисот долларов.

– Похоже, правду говорят, что Господь благоволит к дуракам и черномазым, – заметил Грир, увидев этот трофей.

За первый раз они вытянули двадцать одну рыбину, причем одну настолько большую, что не смогли перевалить ее через борт.

– Чертова извращенка, – ругался Грир, пока они боролись с огромной плоской рыбой. Из всех обитателей глубин эти вызывали у него наибольшую ненависть из‑за смещенных глаз. Наконец он достал нож и разрезал сеть, в которой она запуталась. Рыбина, перевернувшись, плюхнулась обратно в воду, блеснув широким белым брюхом.

– Ты только что разрезал сеть стоимостью в двести долларов, – заметил Айк.

– Можешь не переживать, – откликнулся Грир. – Вечером починю. Не говоря о том, что мы можем купить другую на те деньги, что сэкономили, отказавшись от борьбы с этой уродиной.

Следующий улов оказался еще больше – четыре огромных самца и столько самок, что они сбились со счета. Дальше было больше. Они работали механически, без лишних слов, как раз так, как нравилось Айку. Потом включилось радио, из которого полилась обычная рыболовецкая чушь, так что ни тот, ни другой не обращали на него особого внимания. Обычно рыбаки не сообщали о своих удачах, чтобы не привлекать конкурентов; впрочем, неудачи тоже не афишировались. Правду скрывали ото всех, кроме своих партнеров по квоте, а им информацию передавали с помощью кодов, смысл которых, однако, для всех был прозрачен. Братья Вонг, к примеру, сообщали друг другу, что улов «пестрый», и подслушивающие понимали, что те пользуются двойной уловкой: «пестрый» слишком легко переводилось как «хороший», поэтому все догадывались, что на самом деле у них ни то ни се.

Несколько раз они слышали, как Алиса Кармоди выясняла, не видел ли кто‑нибудь «Коломбину», и разные голоса отвечали ей «нет». Грир попытался ответить, но ржавый передатчик только жужжал. И Айк сказал, что пусть теперь она подергается.

– Увидимся при разгрузке на базе. То‑то у нее глаза на лоб вылезут.

К полудню борт отяжелел, и они не стали рисковать снова забрасывать сеть. Радио отключилось. Начался прилив, и вода стала прибывать. Грир предложил встать на якорь и, прежде чем преодолевать отмель, подождать, пока не станет поглубже. Но Айк лишь ухмыльнулся и развернул судно.

– Чертов кобель, – упрекнул его Грир. – Тебе просто не терпится показать всем наш улов.

– Ты чертовски прав! – прокричал в ответ ему Айк и перевел телеграф на «полный». Впереди уже виднелась V‑образная стремнина кофейного цвета, огибавшая обломки шпангоута. Осадка у них была гораздо больше, и Айк, засомневавшись, чуть притормозил. Он знал, что Грир прав. И все же ему хотелось выпендриться. Все эти самцы. Разбойники здесь оказались взаперти, вероятно, с самого начала весны и дожидались, когда вода в Утиной канаве поднимется. Такие огромные рыбины не встречались в открытом море, они уходили вглубь задолго до открытия путины. Он дал полный газ.

– Держись! – прокричал Айк через плечо. – Проскочим.

Они не проскочили. Заскрежетал киль, и винт завяз. Айк попытался дать задний ход, но не успел – мотор чихнул и заглох. Он попробовал снова завести его, но старый аккумулятор отказался крутить стартер. Айк поднял люк светового капа в машину и принялся дергать за трос до ручного привода, но мотор лишь чихнул пару раз и умер.

В прорези люка появилась рябая физиономия Грира.

– Херово? – с невинным видом осведомился он.

– Иди сюда, – распорядился Айк. – У нас еще есть шанс выбраться, если сейчас поймаем волну.

– О’кей, – откликнулся Грир, поднимая брови.

И оба принялись дергать трос. Мотор чихал и жужжал, чихал и жужжал, пока из каждой щели не начало брызгать топливо и обоих не начало тошнить от поднимавшихся паров.

– Знаете, мистер Соллес, я думаю, его залило.

– Естественно, залило! – Айк почувствовал, что у него кружится голова. Благодаря всему этому напрягу чай Грира здорово ударил ему в голову. Айк нерегулярно принимал дурь, поэтому обычно она его не пронимала. – Нам придется вытащить заглушки и продуть карбюратор.

– Будет сделано, сэр! – Грир начал вылезать из тяжелого неопрена; зачем нужен спасательный костюм, если под тобой суша? К тому же какой хороший механик станет работать в спасательном костюме?

Нам придется снять карбюратор и хорошенько продуть его, прежде чем тот вернется к жизни. К этому времени ревущий прибой задрал нос карбаса, и они получили опасный деферент на корму. Айк дал «полный». Ил и грязь полетели вверх, но судно не тронулось с места. Айк дал включил реверс. Они проползли несколько ярдов, и лопасти винта со скрежетом врезались в грунт. Они прочно встали. Айк остановил движок и услышал, как в голове у него пропело: «А я тебя предупреждал, фа‑фа‑фа‑фа!» Они не только сели на мель, но и сделали это в непосредственной близости от основного фарватера, так что вскоре им предстояло стать посмешищем для всей флотилии. Хорошенький спектакль! И он еще собирался надрать всем задницу!

Вокруг было тихо. Ветер спал, и волны мягко набегали на неровный берег. Айк беззлобно изрыгал ругательства.

– Даже не знаю, что сказать мумии, облепленной рыбьей чешуей, – наконец с невинным видом наморщил лоб Грир. – Пошли вниз. Могу поспорить, я найду чем размочить эти грязные бинты, а также чем разбавить эту чертову дурь.

Никто, включая Администрацию по контролю за применением законов о наркотиках, не знал, что конкретно представляет собой эта дурь и как она действует. Заварку всегда следовало приобретать в два захода у двух разных дилеров. Обычно она выглядела как мешочки с разными сортами чая – черным и травяным зеленым. Оба мешочка нужно было залить горячей водой и держать десять‑пятнадцать минут, не доводя до кипения, после чего их ингредиенты соединялись в наркотик. Но даже тогда выделить его было невозможно. Варево содержало слишком много других алкалоидов, присутствующих в любом чае, – кофеин, мяту, настой ромашки, – так что никто из ведущих фармакологов мира не мог воспроизвести его формулу. В результате чего для поставщиков сложился идеальный рынок.

Поговаривали, что это еще один волшебный продукт Новой Германии. Немецкие ученые выбрасывали на прилавки много чудес. Поэтому не было ничего удивительного в том, что и из‑под прилавка они продавали чудеса. Как известно, «СПИД» был изобретен в Третьем рейхе. Гитлер пристрастился к кокаину и опасался, что торговые пути из Перу могут оказаться под угрозой, если война, не дай бог, кончится. Поэтому на всякий случай ему нужна была замена. Метамфетамин оказался ближайшим аналогом, который смогли разработать его химики. Но это было еще до появления дури.

Считалось, что разные части формулы дури разрабатываются в разных секретных лабораториях – одна во Франкфурте, а другая в Берлине. Кое‑кто из канаков, живших неподалеку от алеутов, утверждал, что эти лаборатории видели в Сибири. Вероятно, восточногерманский филиал. Еще одна лаборатория, по слухам, располагалась в бункере под военным заводом на Тайване. И с тех пор как все психогенные вещества растительного происхождения были генетически уничтожены, дурь на Аляске превратилась в основной источник наркозависимости. Особенно много ее потребляли во время изнурительных лососевых путин. И чем меньше ее оставалось, тем агрессивнее становились рыбаки. Они начинали совершать налеты в моторных лодках, нацепив портупеи поверх прорезиненных штанов. И для того, чтобы защитить свой улов, требовалась недюжинная сноровка.

Исаак Соллес и Эмиль Грир были постарше и не относились к этому агрессивному племени. Айк практически прекратил пользоваться стимулятором. А Грир в течение целого дня мог смаковать одну кружку, как кофе. Только дурь была лучше, чем кофе: с ней можно было вкалывать до упора, а потом спокойно заснуть и проснуться свежим и отдохнувшим. Просто при таком отдыхе не снилось никаких снов. Пожалуй, это было самым неприятным побочным эффектом. А единственными осложнениями при отвыкании были легкий насморк и некоторая нервозность, проходившая через несколько дней после глубокого сна. Насморк не сильно осложнял жизнь, а нервозность снималась алкоголем.

В одном из вывернутых ящиков кубрика Грир обнаружил бутылку «Сиграма». Айк приволок две баночки «Доктора Лайта». И пока Грир срезал с головы Айка последние бинты, они выпили бурбон и теплую колу.

– Чушь, старик. Нет у тебя никакого сотрясения. Ничего особенного, только шишка. А я‑то думал, ты действительно ранен.

Крылышки пластыря были отклеены точно таким же образом, как они и приклеивались, – с помощью человеколюбивого алкоголя. Закончив, Грир отошел в сторону и внимательно осмотрел царапины на щеках и шее Айка.

– Значит, коты? Что‑то не похоже. Кажется, у вас там было что‑то еще. Ну‑ка признайся старику Эмилю.

– Сначала я хотел бы узнать, что происходило в моем фургоне до того, как я появился.

– Вау! Вау! Так это она тебя так исцарапала? Луиза Луп? – Грир поболтал остатки жидкости в своей кружке и, довольный тем, что ему наконец‑то удалось спровоцировать Айка, уселся на единственную табуретку. – Ну надо же, ай да Лулу.

– Нет, это не она, – сообщил ему Айк. – Это действительно была кошка.

И, потягивая виски с колой, он поведал обо всем, что произошло утром – начиная от замурованной в банке твари, разбудившей его на заре, до придушенных криков и странного мужика серебристого цвета. Гриру очень понравилось – он цыкал зубом и сопровождал рассказ одобрительными кивками.

– И под звуки фанфар помчался на спасение. Знаешь, Исаак, мне даже жаль, что я там не задержался, чтобы посмотреть на этого экзотического мужика. Мне бы это доставило несказанное удовольствие, – с сожалением заметил Грир.

– А ты меньше шныряй через черный ход, встретишь массу интересного.

– Меня, как ученого и исследователя, интересует процесс наблюдения, Исаак. Действовать я предоставляю таким рыцарям, как ты. – Грир возбужденно поерзал на своей табуретке. – Так откуда же вдруг взялся этот неожиданный супруг Лулу?

Айк пожал плечами.

– Насколько я понимаю, вырос из‑под земли, как поганка.

– Вчера в «Бездомных Дворнягах» болтали, что в Квинак приезжает какая‑то киногруппа. Может, он голливудский лазутчик? Лулу ничего не говорила?

– Лулу сказала, что на нем тавро Ионы.

– Тавро Ионы? Что это за тавро такое?

– Оно приносит несчастье, согласно верованиям папы Лулу.

– Вау! Во что, интересно, может верить старый Папаша Луп?

– Ну, например, в кегельбан‑автомат. – Да, он действительно слегка забалдел. – Все, кроме красных шаров и черных свиней, приносит ему несчастье.

– Ты говоришь, настоящий альбинос? Никогда не видал.

– В Почетном лагере сидел один, – вспомнил Айк. – Тощий мелкий припанкованный дилер в темных очках с дымчатыми линзами. Доводил охранников до бешенства тем, что они не могли их конфисковать.

– Он тоже приносил несчастье? – потрясенно осведомился Грир.

– Нет, только создавал массу шума и неприятностей, как это всегда бывает с панками. Он считал себя слишком большим умником – деньги, шприцы и всякое такое. А потом он как‑то склеил челюсти тюремному псу суперклеем за то, что тот цапнул его. Не слишком мудрый поступок для заключенного. Его могли запросто прикончить за это, но за ним присматривал кто‑то из Больших братишек. И звали его Святым Ником.

– Он был похож на святого?

– Он вечно что‑то подписывал, обещал подарки. А где‑то за неделю до выхода я заметил, что Братишки начали собирать шестерок.

– Собирать шестерок? – Грир любил, когда Айк начинал вспоминать о времени, проведенном в тюрьме. – И какие мерзости это за собой повлекло?

Айк отхлебнул из кружки и посмотрел в иллюминатор.

– В его обязанности входило чистить сортиры. А я был в дорожной бригаде. Как‑то раз меня привели обратно пораньше, потому что должны были приехать мои адвокаты – обговорить условия развода. Охранник привел меня в лагерь, а там ни души. Нигде никого – ни в камерах, ни в мастерских, ни в зале – полная пустота. Наконец слышу, откуда‑то доносится смех. Иду и вижу, все столпились у тренажера по поднятию тяжестей – охранники, попечители, ну, в общем, все. Стоят в очереди.

– Оторвались, – сказал Грир.

– Вот именно. А потом вижу, из душевой выползает панк, и все ноги у него в крови.

– И что ты сделал?

– А нечего было делать. Все уже было сделано.

– И ты никому не сказал?

– А кому? В этом участвовали все лагерные авторитеты. Не думаю, что бедняге понравилось бы, если бы я раззвонил об этом еще и сержантам.

– А что с ним стало потом?

– Он еще оставался, когда меня перевели на реабилитацию. А потом, говорят, он начал слишком часто возникать, и его придушили подушкой.

– Так, может, тот вчерашний тип и был его призраком, восставшим из мертвых.

Айк покачал головой.

– Оригинал был в три раза меньше. Нет, вчерашний ублюдок был всего лишь брошенным мужем с недостатком пигментации и проблемами с законом.

– Это еще неизвестно, – возразил Грир. – Призраки очень хитрые ребята.

Карбас мягко покачивался, шипела бутановая горелка, а мужчины потягивали напитки и рассуждали о внезапном и странном появлении мужа Луизы Луп. Айк блаженствовал. Его не смущало даже то, что их, как последних болванов, будут вытаскивать на буксире. Он любил рыбачить именно так – исследуя новые воды и рискуя. Ну и что из того, что их будут волочить, как дураков? По крайней мере эти сукины дети узнают, что кое у кого хватает пороху на то, чтобы сунуться в Канаву. А когда они увидят их улов… не такая уж плохая цена за глупый вид.

Его невозмутимость не была поколеблена даже тогда, когда он увидел «Сьюзи» еще за несколько часов до окончания лова. Она достаточно сбросила скорость, так что было легко различить темную фигуру Алисы с биноклем у глаз. Айк помахал ей рукой.

– Она потопит и нас, и себя, – заметил он Гриру. – Так что подождем кого‑нибудь из Вонгов.

– Меня это устраивает, – откликнулся Грир и снова начал крутить радио. – Интересно, куда это она так спешит. Уж не вернулся ли Кармоди?

– Будем надеяться, – ответил Айк.

Выпивая и подремывая, они провели в кубрике весь день до девяти вечера, пока не раздался сигнал к окончанию лова. Тогда они вышли на палубу и стали смотреть, как суда, устало пыхтя, идут к причалу. Их было меньше, чем обычно, вероятно, многие по примеру Алисы закончили день раньше. Когда вдали показался Норман Вонг, они замахали руками, прося взять их на буксир. Он кинул им выброску, и его карбас накренился, когда они закрепили у себя буксир. Здоровый дизель Вонга в считаные минуты снял их с мели, и они, ныряя, закачались в его кильватерной струе.

Вонг дотащил их до базы Босли, чтобы они могли разгрузиться. Из динамиков Босли несся Бах. Босли всегда слушал Баха. Или «Битлз». Пока он взвешивал их улов и отсчитывал наличные, Грир отправился поболтать с его дочерьми: хотел похвастаться перед ними уловом. Они помогли ему очистить самого большого лосося, и Грир отдал его обратно Айку. Босли закрепил их трос, чтобы уже самому отбуксировать их к причалу.

Когда они миновали мысы и приблизились к отмели, оба были изумлены представшим зрелищем. Возвышаясь над лесом мачт и рангоутов, на высоте сотни футов в заходящем солнце сине‑зеленым и серебристо‑белым переливалось нечто похожее на спинной плавник гигантской касатки. Грир выхватил бинокль из кармана Айка и приник к нему.

– Господи Иисусе, Исаак, это «Чернобурка»!

Название было знакомым, но единственное, на что был способен Айк, так это пожать плечами.

– «Чернобурка» – самая крутая яхта на плаву! Парусная яхта, ты что, не знаешь?

Айк сказал, что ничего не знает с тех пор, как много лет тому назад покинул Калифорнию.

– Это всего лишь просто‑напросто знаменитая плавучая студия Герхардта Стебинса. – Грир чуть не плясал от возбуждения. – Герхардт Стебинс!

– Кинорежиссер?

– Кинорежиссер с мировой славой. Значит, не врут – у нас действительно будут съемки. Вау! К черту всю эту рыбу. – И Грир пнул ногой очищенного лосося. – Полный вперед, Босли. Нас ждет звездная жизнь!

Айк забрал у Грира бинокль. Сквозь брызги он различил хромовый блеск трехъярусного мостика под огромным парусом. «Бедная Алиса, как ее обломали. Она‑то надеялась, что это ее старик вернулся».

Но он снова ошибся. С каждой минутой становилось все хуже. Когда они, пыхтя, вошли в ремонтный док, он увидел Алису Кармоди, улыбавшуюся от уха до уха. С вымытыми и расчесанными волосами, завязанными сзади в блестящий узел, она стояла в толпе, окружившей экипаж судна. Айк в полном изумлении начал крутить окуляры. На ней было национальное одеяние с пуговицами из ракушек и бахромой из клювов буревестников, браслеты, бусы, еще какие‑то побрякушки, но главное – черные чулки и вечерние туфли на высоком каблуке! Но что было еще более поразительным – она пила. Уже много лет никто не видел Алису Кармоди пьющей.

– Это «Дом Периньон»! – вскричал Грир. – Скорей, Босли! Прибавь газу!

Алиса заметила их, когда они проплывали мимо, и помахала рукой.

– Эй, Соллес! Грир! Где это вы были, мальчики? Охотились на уток?

Толпа радостно заржала.

– Привяжите это старое корыто или утопите его, – снова закричала она. – И присоединяйтесь.

Грир, изумленно подняв брови, посмотрел на Исаака.

– Сначала это отвратительное явление кота в майонезной банке, потом сюрприз с супругом Луизы Луп, а теперь еще Алиса Кармоди пьет с голливудскими пижонами. Очень интересно – какие только тайны не скрываются за безыскусными фасадами?

– Действительно интересно, – согласился Айк.

Они привязали «Коломбину» в пустом эллинге и пешком двинулись к причалу. Лицо встретившей их Алисы лучилось от выпитого шампанского и падавших на него последних лучей заходящего солнца. Она вручила Гриру бутылку и величественно развернулась в своем позвякивавшем и дребезжащем платье.

– Как я тебе нравлюсь, Соллес? Классический национальный костюм.

– Похоже на портреты Эдварда Кертиса, – ответил Айк.

Тучи начали сгущаться на лице Алисы, но ей удалось их разогнать, и она рассмеялась.

– Ладно, пошли, мужики, – подхватив обоих под руки, заявила она, – я хочу вас кое с кем познакомить.

Она двинулась к небольшой компании, стоявшей поодаль. Там были братья Вонг, Босли, ловцы жаберными сетями и мелкотравчатый молодняк. Все пили «Лабатт» из банок и, кивая, слушали высокого широкоплечего мужчину в меховой парке, который стоял к ним спиной. По манере поведения Айк принял его за знаменитого режиссера. Алиса подошла прямо к нему и хлопнула по спине.

– Мистер Соллес. Месье Грир. Это мой сын Николай Левертов.

Мужчина обернулся и откинул капюшон, так что тот опустился ему на шею, как клоунское жабо, только парик у этого клоуна со стоящими дыбом волосами был не рыжим, а белым, и его пряди трепетали и развевались, как маленький снежный вихрь.

– Не называйте меня Николаем, – протянул он свою белую руку Айку. – Зовите меня Святым Ником[3].

Гж‑ж‑ж‑ж! Айк, вскрикнув, отскочил в сторону. Темно‑красные губы разъехались в улыбке, а белая кисть разжалась, и в ней оказался игрушечный зуммер. Все рассмеялись – Грир, Алиса, молодняк – все. Даже кружившие над головой вороны с карканьем подхватили общее веселье. Айк тоже присоединился к нему. Однако в глубине усталого сознания отчаянно пульсировали вопросы: почему здесь? Почему сейчас? Почему в Квинаке?

ТРЕНЕРУ ДЖЕКСОНУ АДАМСУ Студия «Чернобурка» нижайше просит Вас присутствовать на воскресном вечере, который состоится на борту яхты «Чернобурка» с 6 до 12. Подпись: Герхардт Стебинс (пожалуйста, предъявите эту карточку охране)

Братья были потрясены и возмущены. Каким таким образом Герхардт Стебинс мог узнать имя несчастного квинакского тренера? И что еще интереснее – откуда он мог знать, что этот самый тренер завтракает по пятницам в библиотеке вместе с чертовым мэром, начальником полицейского участка, библиотекаршей и городскими советниками? И братья решили, что им остается только сидеть и ждать своих приглашений.

Лимузин пересекал колдобины квинакских улиц целый день, доставляя приглашения. И даже сквозь тонированное стекло можно было различить, что за рулем сидел отнюдь не Херб Том. Херб Том был человеком настолько маленького роста, что ему приходилось привставать, чтобы видеть, что происходит за лобовым стеклом, как жокею в стременах. Сейчас же за окошком маячил внушительный силуэт с покатыми плечами и большими залысинами на лбу. Одни утверждали, что это громадина, который охранял трап яхты, в то время как другие божились, что они только что были на причале и видели, как тот продолжает стоять на своем посту. Так что, вероятно, это был еще один японский громила.

В просторном салоне лимузина виднелись и другие силуэты – человек пять, но выходила из машины только длинноногая блондинка. Она раздавала бесценные карточки в течение всего дня, блистая зубами и ногами и так и не произнеся ни звука по‑английски – только «danke schön» и «auf Wiedersehen» – относительно этих слов у очевидцев были расхождения.

Однако кое‑что вскоре стало для всех очевидным и бесспорным – ни одному из членов Законопослушного Ордена приглашений не предназначалось. Сначала братья сочли, что просто их отыскать несколько сложнее, чем владельцев магазинов и других официальных представителей города. Поэтому они продолжали толпиться на крыльце, помогая лимузину отыскать себя. Но после того как он проехал мимо них несколько раз, даже не притормаживая, толпа начала выражать свое недовольство, которое продолжало нарастать в течение последующих часов.

Исаак Соллес и Эмиль Грир оказались среди тех немногих, кто не имел никакого представления о накалявшихся страстях. Грир еще не появился на палубе яхты, которая поглотила его накануне вечером, а Айк предпочитал не показываться в центре. Позавтракав яичницей и копченым лососем, он сразу же поехал к покалеченному карбасу. К его радости, сарай был пуст и на стоянке тоже никого не было; единственные машины, которые ему удалось заметить, были припаркованы с другой стороны доков, там, где, сверкая, покачивался огромный парус яхты. Они сгрудились вокруг него, как мотыльки вокруг фонаря. Ну что ж, решил Айк, хоть какая‑то польза – по крайней мере дураки не болтаются под ногами. Его радовало даже то, что рядом не было Грира, каким бы хорошим механиком тот ни был. Пусть бедный пьяный петух проспится – ему полезно. Как Айку полезно одиночество.

Когда их вытягивали из грязи, карбас не только лишился части лопасти, но и погнул другую. Айк обнаружил это, запустив под днище волоконную оптику Вонгов. Обычно такое обследование требовало подведения стальной сетчатой люльки под корпус, на которой и поднималось судно, но Вонги, которым принадлежал сарай, отсутствовали, и крутить лебедку было некому. Скорее всего, они болтались со своим братом Норманом где‑нибудь в городе и попивали саке из жестяных банок, разогрев его предварительно на газовой зажигалке. Никто из братьев Вонг не был коренным японцем, в отличие от их приемных родителей, но всем им была свойственна определенная восточная изысканность.

Впрочем, хорошо, что и их не было. Айк никогда не любил поднимать суда, особенно такие дряхлые, как это. Он вернулся в трейлер за костюмом и маской и снял винт в три приема – то есть гораздо быстрее, чем была бы подведена люлька. Одна из медных лопастей была сильно повреждена у самого основания – старая рана, покрытая ярью‑медянкой. Вот из‑за чего двигатель так сильно вибрировал. Айк потащил винт в сварочную мастерскую Моубри, но того тоже не оказалось на месте – наверное, болтался у клуба Бездомных Дворняг. Боб Моубри был еще кандидатом, но он так рвался стать действительным членом Ордена, что аж приседал каждый раз, когда проходил мимо клуба. Несмотря на его шесть футов шесть дюймов и тридцать четыре года от роду, казалось, он вот‑вот напустит в штаны от раболепия.

Однако мастерская у него была классная, и задняя дверь была открыта. Айк закрепил винт в тисках, припаял к зазубрине кусок листовой латуни и принялся зачищать швы. Потом он вернулся в док и за один присест поставил винт на место, поскольку хорошо его зачистил и смазал салом посадочное место. А нырнув вторично, закрепил контргайку. Не снимая костюма, Айк завел двигатель и сильно газанул. Мотор работал как часы. Вибрация ушла. Айк вырубил двигатель и, прихватив гаечный ключ, снова нырнул под днище. Винт стоял на месте, контргайка не сдвинулась ни на дюйм. А когда он вынырнул на поверхность, в грязных дверях сарая уже стоял Грир. Даже сквозь запотевшую маску и выхлопные газы Айк различил, что бедному петуху отдохнуть не удалось.

– Боже милостивый, откуда ты? – осведомился Исаак, протягивая руку, чтобы Грир помог ему вылезти.

– С этого любовного корыта, откуда же еще, старик? – откликнулся Грир.

По лицу его блуждала мечтательная улыбка. И поскольку он даже не шелохнулся, чтобы помочь Айку, тот самостоятельно вылез на сходни и снял маску. Глаза у Грира настолько покраснели и провалились, что он, вероятно, даже не заметил протянутой ему руки. Его лоскутные штаны были потрепаны и помяты, а спутанные волосы свисали, как грязные веревки.

– Черт побери, Грир, – покачал головой Айк, – ты выглядишь как блевотина больного медведя.

– Возможно, mon ami, возможно. Но что этому предшествовало! Две восхитительные медведицы. Одна другой лучше.

Айк опустился на ящик и начал стягивать с себя мокрый костюм. Грир, покачиваясь и улыбаясь, продолжал стоять в дверном проеме.

– Это была потрясающая ночь, старик, я тебе еще расскажу.

Но не успел он пуститься в подробное описание ночных восторгов, как у пирса затормозил пикап Кармоди, из которого появилась Алиса. Она снова была в своем обычном комбинезоне и черных резиновых сапогах. Громко топая, она двинулась по деревянному настилу с раскачивавшимся армейским биноклем на груди. Мрачно кивнув Айку, она остановилась перед Гриром и нахмурилась.

– Эй ты, мистер вице‑президент! Советую тебе проснуться. Тебя уже заждались в клубе.

Глаза у нее снова поблекли, а волосы были стянуты сзади в тугой узел. Не дожидаясь ответа, она протопала мимо Грира к концу дока и подняла к глазам тяжелый бинокль.

Грир, не реагируя, продолжал раскачиваться из стороны в сторону. Айк наконец вылез из костюма и нырнул за лебедку, чтобы вытереться одним из грязных полотенец Вонгов.

– От Майкла так ничего и нет? – повысив голос, осведомился он.

– Мистер Кармоди не имеет обыкновения радировать о своем прибытии. – Алиса продолжала обшаривать водную гладь биноклем. – Меня это совершенно не волнует – если бы что‑нибудь случилось, мы бы уже знали. Мне просто интересно знать, о чем этот старый пират думает.

– Ты сказала – заждались? – Сообщение Алисы начало просачиваться сквозь туман эйфории в сознание Грира. – А зачем я им нужен?

– Я их не спрашивала. Но они там уже здорово распоясались. Соллес… – Она продолжала изучать горизонт. – Я хочу, чтобы вы задраили «Сьюзи». И «Коломбину». Поставьте их на прикол и полностью задрайте.

На лице натягивавшего на себя джинсы Айка появилось неодобрительное выражение.

– Какого черта? В понедельник нам все равно выходить на них в море.

Алиса, не отрывая бинокля от глаз, повернулась в сторону самого южного мыса.

– Может, да. А может, и нет, – сообщила она. – Спорим, что завтра или в крайнем случае в воскресенье Кармоди уже будет здесь? И не сомневаюсь, что первым делом он захочет испытать свою новую игрушку. Пойдет за гигантскими крабами. Или на тунца. И вам, ребята, тоже придется идти с ним.

– Но ведь ты можешь ловить и на «Коломбине», – продолжал упорствовать Айк. – Ты ведь делала это.

– Мне предложили участвовать в предстоящих съемках, – будничным голосом сообщила Алиса. – Теперь я буду режиссером.

Айк не успел откомментировать это сообщение, как Грир вдруг схватился за голову:

– Господи Иисусе, я понял, в чем дело! У нас же полнолуние! Летнее полнолуние, Исаак! – И он затряс Айка за руку.

– Что‑то я не совсем тебя понял, Алиса, – высвобождая руку, продолжил Айк. – Что‑то я не припоминаю, чтобы ты пропускала путину. И к тому же что ты можешь знать о режиссуре?

Алиса, ощетинившись, развернулась к Айку.

– По крайней мере я там буду гораздо полезнее, чем в море. Они просили помочь им построить длинный вигвам. А мне кое‑что известно об этом.

Грир снова схватил Айка за руку.

– Пожалуйста. Пока Билли нет, вожаком считаюсь я. Не бросай меня, напарник. Ты, я да старина Марли. Сегодня вечером нам предстоят серьезные дела.

– Какие еще серьезные дела? Трепотня о морском льве, если мне не изменяет память? Или о своре шелудивых дворняжек?

– Вся жизнь эскимосов связана с собаками. Так что это всех касается, mon ami. К тому же эти шелудивые дворняжки занимают прочное положение в обществе.

Тут возразить было нечего. Именно Айку принадлежала инициатива выработки профсоюзной хартии для всех рабочих собак. Изначально это было сделано с целью защиты беговых собак от голодной старости, но вскоре в проект были включены и другие животные – беговые лошади, цирковые львы и тигры и даже бойцовские петухи. Отряды Зверосолидарности вынудили владельцев животных объединиться в союз для обеспечения старости своих кормильцев, и профсоюз победил. С каждого заработанного доллара они стали платить два с половиной цента в пенсионный фонд животных.

– Хорошо‑хорошо, это серьезное дело, – согласился Айк. Ему совершенно не улыбалось обсуждать эту проблему в присутствии Алисы Кармоди. – Но вам придется заняться им без меня. Мы со стариной Марли собираемся сегодня побыть дома. Я буду читать ему вслух «Зов предков».

– Полная параша, – выразил свое мнение Грир.

– Что это с тобой случилось, Соллес? – поинтересовалась Алиса, опуская бинокль и облокачиваясь на сваю. – Помнится, ты всегда был заводилой в таких делах.

– Было дело. Потому‑то я теперь и читаю всякую парашу. Время заполняет не хуже и раздражает меньше.

– Исаак считает, что перерос нас, – повернулся Грир к Алисе. – Скажи ему. Ну хотя бы ради Марли. Бедный старикан весь день торчит у него в трейлере в полном одиночестве. Ты разве не согласна, что ему приятно будет выйти и пообщаться немножко с себе подобными?

– Мы все стареем, Грир, – ответила Алиса. – Только какого черта, Соллес? Может, ты все‑таки пойдешь? Может, тебе тоже будет полезно пообщаться с себе подобными?

– Спасибо, Алиса, – откликнулся Айк. – Я подумаю.

– Впрочем, лично мне совершенно все равно, что ты решишь, – добавила она. – Просто имейте в виду, что бы вы там ни решили, сначала задрайте карбасы. И освободите себе следующую неделю, так как вы проведете ее в море.

– О‑о‑о‑о… – застонал Грир, закатывая глаза.

– Ладно, – откликнулся Айк.

– А теперь – прошу прощения, но мне пора за дела. – Алиса застегнула воротник своего комбинезона и двинулась обратно, так что деревянные сходни захлюпали водой при каждом ее шаге. – Пойду заниматься искусством, – добавила она, и голос у нее булькнул точно так же, как соленая вода под ногами.

– И что ты об этом думаешь? – жалостным голосом осведомился Грир, когда пикап исчез за поворотом. – Впервые за многие годы в этой дыре что‑то происходит, а она отсылает нас в море!

– Я думаю… – Что‑то было такое в этом хлюпающем голосе, в этом убого‑надменном узле волос, маячившем в заднем окне пикапа. – …Что, может, мы со стариной Марли и пойдем с тобой на это собрание. Ну‑ка, помоги мне вытащить это ведро…

К тому времени, когда они закрепили оба карбаса в протоке у причала Кармоди, на часах было уже начало десятого. Они двинулись к городу, стараясь держаться подальше от центра. Грир не был готов к встрече с Дворнягами. Алиса не солгала – ропот толпы, как далекие раскаты грома, был слышен за квартал. Однако, как отметил Айк, ярко выраженного раздражения в нем не звучало. Скорее, что‑то неопределенное. Это напомнило Айку звуки, которые издавали во Фресно эмигранты, собиравшиеся в утренней дымке на полях и решавшие, выполнять или нет порученную им работу, – так, беззлобные перебранки в тумане.

Приятели пересекли стоянку, когда длинный день уже клонился к своему завершению. Молча они забрались в фургон и так же молча двинулись по направлению к трейлеру. Грир с каждой минутой нервничал все больше. Айк знал, что любые попытки успокоить его только усугубят положение. Пугливый уроженец Ямайки всегда норовил уклониться от ответственности, даже когда она представляла куда как меньшую угрозу.

В нагревателе хватало воды только на одного, и Айк предоставил право принять душ Гриру.

– Тебе же придется торчать у всех на виду.

Грир выбрал светло‑зеленую просвечивающую рубашку, в которой он женился в последний раз в Кингстоне – от нее до сих пор пахло темным ромом, – и принялся застегивать крохотные перламутровые пуговки своими длинными черными дрожащими пальцами.

– Меньше страсти, – посоветовал Айк. – Это же не ассамблея ООН.

– Черта с два! Всему городу не терпится узнать, какую роль будет играть Орден в этих киносъемках. Всему, понимаешь! Если нам не удастся урвать приличный кусок от этого пирога, старину Грира разорвут на куски.

Айк ухмыльнулся, хотя и понимал, что в какой‑то мере Грир прав. Законопослушный Орден завоевал свою репутацию благодаря тому, что всегда получал лучшие места на всех сто́ящих мероприятиях – непосредственно рядом с трассой, когда устраивались гонки на аэросанях, и у сцены на всех рок‑концертах, проводившихся от Анкориджа до Виктории. На финальных собачьих бегах в Номе им даже позволили нацепить значки организаторов, чтобы они могли изучить лицензии всех двадцати команд, вышедших в финал. И они скрупулезно сверяли отпечатки носов с профсоюзной документацией, чтобы убедиться в том, что все вложили деньги в призовой фонд. Уже почти десять лет Дворняги урывали себе кусок от каждого пирога, готовившегося в области, а то и не один. А теперь впереди маячил такой пирог, который никому еще и не снился. И если Ордену не удастся запустить в него свою лапу, то его авторитет будет безнадежно загублен.

Марли самостоятельно добрел до фургона, но Исааку пришлось помочь ему забраться внутрь. Марли ворчанием выразил свою признательность и взобрался на низкое сиденье, чтобы можно было высунуться из окна.

– Еще улыбается, разбойник, – заметил Айк в надежде отвлечь своего приятеля. – Он уже год никуда не выезжал, а соображает, что едет на летнее полнолуние. Надо было его отправить под душ, а не тебя.

Грир ничего не ответил. Он сидел скорчившись на переднем сиденье, обхватив колени руками. Его пятнистая физиономия застыла в неподвижной ухмылке, а растянутые губы настолько напряглись, что какая бы то ни было артикуляция была исключена. Грир умел впадать в такое состояние под воздействием целого ряда излюбленных фобий и разного рода опасений, но обычно дар речи не изменял ему.

До клуба они добрались в начале двенадцатого. Толпа перестала роптать и теперь стояла молча, повернувшись к северо‑западу и наблюдая за тем, как из‑под брюха возлегавшей у самого горизонта плотной черной тучки, как яйцо из курицы, вываливается солнце. Когда фургон остановился на президентском месте рядом с крыльцом, все обернулись. Никто не проронил ни слова, но когда вице‑президент начал вылезать из машины, послышался странный скулящий звук. Грир схватил первый протянутый ему стакан и выпил его залпом, не разбираясь, что внутри. Толпа была настолько огромной, что Айк едва верил собственным глазам. Люди, которых он не встречал годами, окружили Грира, норовя пожать ему руку. Похоже, здесь собрались все тупицы и болваны, которые когда бы то ни было наскребли по пятьдесят долларов, чтобы заплатить вступительный взнос. Более того, он увидел несколько лиц, прибывших даже из землячеств Анкориджа и Неаляски.

Грир проскользнул к Вейну Альтенхоффену.

– От Билли так и нет никаких известий? – шепотом поинтересовался он.

– Ни звука, – также шепотом ответил Альтенхоффен. – Кальмар не из тех, кто бросает свои дела во имя чего бы то ни было. Так что пока ты наш президент, Эмиль. Ты поведешь нас. Говори, что нам делать.

Грир пожал своими костлявыми плечами с деланым равнодушием.

– В связи с чем, Слабоумный?

– В связи с тем, что нас так обосрали. Ни один из нас не получил приглашения на яхту. Ты не считаешь, что нам бросили перчатку? На кону наша честь, брат Грир, и судьба распорядилась так, что тебе отвечать на это. Так что мы будем делать?

Члены Ордена обступали все плотнее и плотнее шепчущуюся парочку.

– А делать мы будем вот что, – изрек Грир, надевая солнцезащитные очки и поворачиваясь к горизонту со всей возможной торжественностью, на которую он был способен, – дождемся, когда сядет солнце, и проведем собрание. Как обычно.

Солнце опускалось все ниже, и толпа начала затихать. Даже собаки перестали скулить, за исключением нескольких выродков, да и тех распихали каждого в свой пикап и привязали там, отверженных и посрамленных, но так и не умолкнувших. Более мелких и цивилизованных загнали под крыльцо, где они и сгрудились в гробовой тишине, лишь поглядывая из‑за решеток. Когда же солнце коснулось далекой воды, даже нытье в пикапах полностью прекратилось. Последний красный отблеск померк, сменившись зеленоватым сиянием, и тут как по команде вся толпа разразилась завываниями и улюлюканьем. Сначала это выглядело смешной дешевкой, но по мере того как этот вой ширился и нарастал, в нем начали проступать страстная сила и звериный надрыв, так что ощущение комизма уступило место искреннему страданию и все, что представлялось дешевым и плоским, приобрело объем и непреходящий смысл. Послушные и цивилизованные члены Ордена подхватили из‑под крыльца этот вой нежными тенорами, а из пикапов донеслись душераздирающие баритоны непокорных. Голоса расходились, переплетались и ширились, сливаясь в один мощный хор – единый надрывный вой Дворняги‑Неудачника. Этот вой парил над городом и, отражаясь от глетчера за заливом, возвращался обратно, накладываясь сам на себя и создавая многослойный органный аккорд. И лишь когда замер последний отзвук эха, люди, бросая в переполненные мусорные бачки бутылки и банки, потянулись в помещение клуба. Это было еще одним правилом, усвоенным с опытом.

В полной тишине были сложены и отставлены к стенам карточные столы. Точно так же молча люди вытащили из шкафов складные деревянные стулья и расставили их неровными рядами. Когда у каждого стула стояло по одному члену Ордена, Грир на негнущихся ногах вышел к возвышению, изготовленному в форме огромного гидранта. Он поднял отполированную бедренную кость медведя, которая использовалась как молоток для усмирения публики, и указал пальцем на пол.

– Садитесь, – скомандовал Грир. Все сели. Грир поднял руку вверх, повернув ее ладонью к аудитории, и снова распорядился уверенным голосом: – Встаньте. – Все встали. – Полнолунный вой летнего солнцестояния Законопослушного Ордена Бездомных Дворняг объявляется открытым, – провозгласил Грир. – Прошу всех вести себя соответственно. Наш верный секретарь Слабоумный, остались ли у нас с прошлого раза нерешенные вопросы?

Вейн Альтенхоффен, зардевшись, встал с черным гроссбухом в руках. Альтенхоффен, когда не занимался рыбной ловлей, замещал преподавателей в квинакской школе, а кроме того, выпускал еженедельную, а иногда ежемесячную газетенку «Маяк Квинака». Длинноносый и многословный, он тем не менее был чрезвычайно полезным членом общества и Ордена. Его настолько переполняли всевозможные планы и проекты, направленные на усовершенствование жизни, что порой он начинал разговор со следующих слов: «Мой слабый ум просто разрывается от брезжущих перспектив».

– Предыдущее собрание Законопослушного Ордена закончилось на неожиданной и драматической ноте, – начал читать Альтенхоффен. – Орден получил судебный приказ, предписывающий прекратить практику проведения фейерверков. Когда наш президент Кальмар узнал о том, что Томас Тугиак Старший пригрозил лишить нас клуба, он произнес следующее – цитирую: «Имел я вашего Томми Тугиака и всех его алкашей‑дикарей. Пусть попробуют сунуться к Дворнягам, и я им головы пообрываю. Мы будем пускать фейерверки в любое время, когда нам захочется». Конец цитаты. Это предложение было поддержано единогласным рычанием, за исключением Томми Тугиака Младшего, который возражал против поношения собственного отца, и Чарли Фишпула, который был не согласен с употреблением некоторых других слов. «Может, мы и алкаши, но не дикари. Мы – последователи дикарей». Норман Вонг на это ответил – цитирую: «Вот и проследуй обратно на свое место, Чарли». На что Чарли Фишпул возразил: «По крайней мере, Вонг, у меня есть хоть какие‑то корни». После чего Брат Норман Вонг ударил Чарли по шее свернутым номером «Народного журнала», сбив вышеупомянутого Чарли с ног. Тогда Брат Клейтон Фишпул ударил Брата Нормана Вонга по шее свернутым номером «Ежемесячника Атлантики», и тот упал на колени. После этого собрание было закрыто.

Альтенхоффен закрыл свой гроссбух и, сияя, посмотрел на Грира. Грир милостиво кивнул.

– Спасибо, секретарь Альтенхоффен. Стая согласна с тем, как изложены события?

– Вау‑вау! – в унисон ответила аудитория, и Альтенхоффен сел.

– Все было именно так до мельчайших подробностей. Какие‑нибудь еще нерешенные проблемы? – Грир свирепо оглядел собравшихся. Чарли Фишпул поднял свою толстую руку.

– Может, момент не самый подходящий, но я бы хотел получить извинения…

– Вау‑вау! – возмутились собравшиеся, и Чарли опустил руку.

– Какие‑нибудь доклады от комитетов?

Аудитория ответила отрицательно.

– Отлично! – И Грир, подводя итог, постучал медвежьей костью по подиуму: пам‑пам‑пам! – Значит, перейдем к насущным проблемам? – Огромная белая кость зависла в ожидании. – Итак? – Но все делали вид, что насущных проблем ни у кого нет.

Брат Исаак Соллес, сидевший у дверей в самой глубине помещения, откинул спинку своего стула к стене и расслабился. Он видел, что, несмотря на всю дрожь и смятение, Грир прекрасно справляется. В этом заключалась одна из характерных черт всех церемоний Дворняг: они были рассчитаны таким образом, чтобы никакие проблемы, ни старые, ни новые, не воспринимались собравшимися слишком серьезно. Наконец Вейн Альтенхоффен опустил свой гроссбух на пол и поднял руку. Грир тяжело вздохнул.

– Слово снова берет секретарь Альтенхоффен. Чего тебе надобно, Слабоумный?

Альтенхоффен поднялся, сопровождаемый сдержанным рычанием аудитории, и воздел палец к потолку.

– Я буду краток, – пообещал он и набрал в грудь побольше воздуха. – Мистер вице‑президент… Братья‑Дворняги… сограждане… Учитывая историческую роль Ордена во многих достопамятных событиях славного прошлого, я хочу предложить на обсуждение вопрос…

– Гррр, – предупреждающе прорычали братья – они были слишком хорошо знакомы с многословными преамбулами Слабоумного.

– …каким образом Дворнягам, – заспешил Альтенхоффен, – получить причитающуюся им долю в грядущих киносъемках.

– Вау‑вау, – поддержали его братья.

Грир погладил свой курчавый подбородок.

– Интересный вопрос ты задал, секретарь. Есть какие‑нибудь предложения? Если нет…

– А у меня есть еще более интересный вопрос! – перебил Грира кто‑то из дальнего конца. – Как нам получить приглашения на завтрашний прием, которые получили сегодня остальные чурки?

– Это не в тему, брат… – Грир постучал костью. Он не видел, кто это произнес.

– А когда же мы будем в теме, мистер вице‑президент? – прорычал кто‑то еще. – Когда мы наконец выберемся из свинарника Лупа?

Грир попытался пропустить это замечание мимо ушей.

– Киношники, они такие… – пожал он плечами.

Но братья больше не намерены были шутить. Поднявшаяся миссис Херб Том направила на Грира свой красный ноготь как револьвер.

– Грир, пока ты единственный в Квинаке, кому удалось забраться на этот плавучий шведский стол. И не возражай – об этом всему городу известно. А теперь мы хотим знать, что ты сделал для того, чтобы добыть своим братьям положенный им куш, черт бы побрал твою тощую черную задницу! Мы Орден или что? Я, например, не намерена сидеть дома и смотреть, как все там будут жировать! Я бы могла отдавать все деньги Хербу, если бы стремилась к этому. Так что… – Миссис Херб Том подняла свою черную кожаную сумочку и целенаправленно запустила в нее свою руку с кровавыми ногтями. – …Что скажешь?

На лице у Грира появилось тревожное выражение.

– Миссис Херб… Братья… Клянусь вам, я попросил пропуска на борт для членов клуба. Но парочка, обслуживавшая меня, ни слова не говорила по‑английски – только по‑русски или еще на каком‑то там… а Стебинса мне увидеть не удалось.

Но миссис Херб это не удовлетворило.

– А как насчет твоего дружка‑альбиноса? Похоже, выдающийся тип: застал тебя со своей женой и выменял ее у тебя на двух красоток, чтобы ты был не в обиде.

– Исчез, миссис Херб, передал меня этим русским и исчез под палубой. Я его больше не видел. Клянусь честью. – Лоб Грира покрыли морщины, руки у него снова задрожали. – Да и не знаю я этого альбиноса. Послушайте, вам нужно обратиться к Алисе Кармоди. Она ведь его мать…

Братья даже не удостаивают это предложение ответом и лишь сдавленно рычат.

Айк выпрямляется на своем стуле. Какими бы глупыми и детскими ни были эти забавы, всегда следовало помнить, что имеешь дело со здоровыми мужиками, как правило, пьяными и чаще всего вооруженными. В период своего президентства Айк не раз оказывался на прицеле. А в прошлом году мирный городишко Квинак занял четвертое место по количеству смертей вследствие огнестрельных ранений после Хьюстона, Техаса и округа Колумбия.

– Тогда разговаривайте с Айком Соллесом! – в отчаянии выкрикнул Грир, указывая на Айка костью. – Он сидел за решеткой с этим сукиным сыном, а я всего лишь трахал его жену…

Раскрасневшиеся лица собравшихся поворачиваются к Айку. Первые признаки отходняка – действие дури заканчивается. Даже у женщин. И Айк начинает вспоминать, почему он перестал посещать эти ежемесячные собрания.

– Что это значит, Соллес? – угрожающе вопрошает миссис Херб Том.

– Не надо на меня так смотреть. По‑моему, никто не видел, чтобы мне доставляли серебряную карточку с приглашением.

– И мне тоже! – выкрикивает Грир. – У меня нет никаких вонючих карточек!

Но братья неумолимы. Часть продолжает пялиться на Исаака, часть – на Грира. Рычание становится все громче. В третий раз за истекшие двое суток Айк начинает сожалеть о том, что оставил Тедди дома. И именно в этот момент, словно одной мысли было достаточно для того, чтобы спустить курок, раздается выстрел. Норман Вонг помахивает над головой кольтом 44‑го калибра, от четырнадцатидюймового ствола которого поднимается легкий дымок. Антикварное оружие времен Гражданской войны является собственностью Ордена. Оно вручается приставу Ордена при инаугурации, а затем передается преемнику. Норман занимает этот пост и, соответственно, владеет оружием с момента основания Ордена. К счастью, он наиболее хладнокровный из Вонгов и пользуется оружием только в процессуальных целях.

– Требую порядка в логове! – произносит Норман в наступающей после выстрела тишине. И порядок восстанавливается. Одно дело ракетницы и «узи», но 44‑й калибр требует к себе уважения. – Собрание не закрыто. Ведите себя соответственно.

Братья, ропща, опускаются снова на стулья и поворачиваются к подиуму. Грир улыбается, обнажая зубы, и поднимает брови, пытаясь изобразить ямайскую невозмутимость.

– Братья, через пару дней вернется Кальмар, – заверяет он собравшихся. – И он позаботится о нас.

Рычание раздается снова.

– У Билли Кальмара нет там друзей, мистер вице‑президент, – замечает миссис Херб. – Они есть у тебя.

– Вау‑вау‑вау…

До Айка доносится гул голосов – братья вопрошают, требуют, обвиняют. И это снова напомнило ему звуки, которые он слышал от полевых рабочих и в других местах – в бараках Эль‑Торо и в камерах, забитых людьми в Почетном лагере. Этот звук рождался страданием столь распространенным, что его могла издавать любая группа людей, находящаяся у основания социальной лестницы. В нем не было ничего общего с мелодичным воем Дворняг; это была мрачная и угрожающая жалоба обезумевшей дворняжки, клыкастого и голодного обманутого изгоя. Это было вселенское проклятие парней, одевшихся по последней моде, но так и не обласканных женским взглядом, это был вой женщин, продолжавших купаться в пузырях мыльных опер, по мере того как жизнь становилась все грязнее и грязнее, это было рычание обманутых грез и гормонов, которыми пренебрегли. Оставалось только гадать, до чего он мог довести разгоряченную толпу.

Зажатый у подиума, Грир продолжал произносить односложные заверения, но звериный рык становился все громче. Сестрицы Босвелл поддержали миссис Херб своими пронзительными голосами. Пристав Вонг снова начал размахивать своим кольтом, призывая к порядку, но было уже поздно. Все новые и новые братья с диким видом вскакивали на ноги. Норман Вонг размахивал кольтом; Грир стучал медвежьей костью; рык нарастал. И когда вся эта какофония достигла своего пика, свет в зале, словно по сигналу, внезапно погас и раздался оглушающий грохот настоящего грома.

Маленькая черная тучка, покончив с солнцем, вероятно, решила подползти к городу, чтобы посмотреть, что происходит. Видимо, несколько минут она размышляла над тем, что означает этот рев, а потом ее внимание привлекла городская электростанция. Все эти проводочки, предохранители и дизель‑генераторы! Она метнула свой единственный заряд в эту соблазнительную коллекцию механизмов с такой силой, что земля содрогнулась, а металлическая свая приварилась к стоявшей поблизости тачке. Потом она удовлетворенно вылила на город свой небольшой запас дождя и снова повернула к морю.

Братья замерли в почтительном молчании. Одна из вещей, которую усваиваешь, живя у подножия: все, что исходит сверху и не имеет отношения к социальной лестнице, как, например, погода, требует к себе почтительного отношения. Лишь обитатели верхних пролетов лестницы могут позволить себе не замечать подобные неприятности. Обитатели дна вынуждены полагаться на волю случая.

Дождь забарабанил по крыше, из‑под крыльца донесся собачий вой, а в зале продолжала сохраняться тишина, ибо все ощущали таинственность происходящего. Потом включились резервные генераторы, и электричество вернулось в лампочки. Все это заняло не более минуты, но произведенное впечатление было огромным. Напряжение в зале спало столь же мгновенно, как если бы кто‑нибудь переключил соединение с плюса на минус. Никто уже не задавал никаких вопросов. Все вскочили на ноги, отовсюду слышался смех – братья толкались, похлопывали друг друга по плечам и пожимали руки. И Айк вместе со всеми ощутил, как его омывает волна облегчения.

Грир бросил кость на подиум, спрыгнул со сцены и решительно направился к двери. Что касается председательствующего, то его функции были совершенно очевидно исчерпаны. Однако что‑то заставило его остановиться, прежде чем он успел открыть дверь. За ней кто‑то стоял. Грир замер с выражением такого изумления и ужаса, что окружающие, заметив это, начали затихать. И когда наконец воцарилась полная тишина, из‑за двери раздалось добродушное урчание:

– Привет, ребята. Нельзя ли незнакомцу войти под сень вашего священного логова?

В обычных обстоятельствах такая просьба была бы встречена предупреждающим рычанием, однако на сей раз все были настолько вымотаны, что могли только молча пялиться на фигуру человека, стоявшего за дверью. Наконец Грир встряхнулся и вышел из состояния транса.

– Конечно, почему бы и нет? У нас перерыв. Заходи. – И, откинув щеколду, Грир открыл дверь. – Это Николай Левертов, братья.

Под прицелом любопытных взглядов Николай проскользнул внутрь. На нем были палевые брюки и рубашка и пиджак персикового цвета, свободно накинутый на плечи. Зрачки были прикрыты дымчатыми линзами, а под самым кадыком болталось золотое распятие на тоненькой цепочке. Айк понял, что он был одет как какой‑нибудь итальянский киномагнат, только феллиниевской шляпы не хватало.

– Джентльмены, надеюсь, вы простите мое неуместное вторжение – привет, Исаак, правда, я классно выгляжу? – просто я не знал, как еще можно застать вас всех вместе.

– Ну так ты нас застал, – откликнулся Норман Вонг. – Что дальше? – Норману не понравилось, что Грир так быстро откинул щеколду: решать, когда открывать логово, входило в обязанности пристава.

– Просто я хотел забросить вам это. – Белые пальцы мелькнули и извлекли откуда‑то черную карточку. – Вот и все. – Николай сунул ее Норману в кобуру рядом с кольтом. – И вот это. – И в обеих руках появилось еще два веера карточек. – Будьте любезны.

Все карточки безымянные, с единственной надписью «Благородной Дворняге», но их хватает на всех и это официальные приглашения. Последнюю карточку Николай, зардевшись, вручает Айку Соллесу. А когда тот начинает отказываться, ссылаясь на то, что в последнее время не является большим любителем вечеринок, Николай наклоняется ближе, что‑то быстро шепчет ему на ухо и снова проскальзывает за дверь. Братья выходят на крыльцо и смотрят вслед лимузину, который, подпрыгивая на рытвинах, удаляется по залитой дождем улице.

– Кто это был? – первым обретает дар речи секретарь Альтенхоффен. – Вечный Жид или Злая фея?

– Я думаю, Злая фея, – рассудительно замечает миссис Херб Том. – Вечный Жид не стал бы целоваться с Айком Соллесом.

– Мы не целовались, – возражает Айк. Братья выжидающе молчат. – Это было что‑то вроде королевского приказа, – добавляет Айк, с возмущением передергивая плечами. – Ник просто сказал, что его величество мистер Стебинс желает меня видеть. Поехали домой, Грир. Думаю, старина Марли уже сыт по горло общением и готов на боковую. Я, по крайней мере, готов.

Во имя глаз твоих огня

И вьющихся седин

Почто не удержал меня,

Что я теперь один?

Ранняя обедня в русской православной церкви собрала столько прихожан, сколько отец Прибылов не видел в Рождество и на Пасху, вместе взятые. Колокола на старой, шаткой колокольне только начали звонить, а все скамейки были уже заняты. Толпа напоминала первых поселенцев, приходивших с благодарственными молитвами за ниспосланное им изобилие.

Большинство прихожан были столь же старыми и дряхлыми, как и их отец‑исповедник и сама святая обитель. Отбросы общества, видавшие лучшие дни: рыбаки давно забытых путин и их опустившиеся жены. ПАПы. Очень много ПАП. Никто и представить себе не мог, что в округе сохранилось еще столько старомодных ПАП. Они толпились в церкви, словно собираясь отметить поимку гигантского кита. И даже если у них не было пригласительного билета в узкий круг на тризну по этому поводу, при такой добыче им наверняка могла достаться ворвань.

Отец Прибылов выбрал текст проповеди еще за три дня до того, как в бухте Квинака причалил этот огромный металлический кит, но все прихожане были убеждены, что хитрый старый священник остановился на нем не случайно. Свободные переплетения его проповеди были посвящены тенетам порока и книге Екклесиаста. Только преподобный отец понимал, что проповедь не может быть заготовлена заранее, что она творится судьбой. Поэтому и нынешнюю проповедь кроила и сшивала рука Всемогущего. Сам же отец Прибылов являлся не более чем жалкой логической нитью, связующей воедино божественные тексты. И, несмотря на то что эта нить чем дальше, тем больше сбивалась в сторону пророческого обличения, паству это особенно не беспокоило. Извилистый шов соединял слова ничуть не хуже прямой строчки.

– Ибо не дано человеку знать своего срока! – гремел голос святого отца, насколько мог греметь дряхлый девяносточетырехлетний старец. – И как рыба улавливается сетями зла, а птица западней, так и сыны человеческие улавливаются тенетами злого времени.

Паства понимающе заерзала на кедровых скамьях. Злое время. Ну‑ка, ну‑ка!

– Когда‑то стоял на земле небольшой город, – вдохновленный вниманием слушателей, продолжил святой отец, – и немногие люди населяли его. И могущественный царь пришел и осадил его. И жил в этом городе добрый человек, бедный, но мудрый; и спас он свой город. Но пришел ли к нему кто‑нибудь с благодарностью? Вспомнил ли его кто‑нибудь в своих молитвах?

Слушатели жизнерадостно затрясли головами: черт, конечно же, нет.

– И я говорю, мудрость лучше, чем сила, хоть она и была отвергнута и принижена. И я говорю, слово мудреца выше вопля того, кто правит глупцами. Ибо дохлые мухи отравляют богатую масть зловонием!

Носы сморщились и ноздри затрепетали в предвосхищении дальнейшего.

– И потому я говорю, – руки святого отца, испещренные венами, заметались, как птицы, по золотому шитью рясы, – опускайте хлебы свои на воду, но не мечите жемчуга вашего пред свиньями. И помните: «Блаженны нищие духом, хоть и не призваны они в дома богачей». Блаженны воистину. Аминь.

– Аминь! – поспешно ответила паства, горя от нетерпения поскорее добраться и до хлебов, и до жемчугов, и до свиней. – Аминь, аминь!

Уже потом, на улице, стоя в робких лучах солнечного света и принимая поздравления в связи со столь успешной проповедью, добрый патриарх был вынужден признаться, что и он получил приглашение на вечерний прием и был намерен посетить его, так как Герхардт Стебинс обратился к нему с персональной просьбой. Однако он собирался лишь благословить мероприятие, а отнюдь не играть роль местной достопримечательности. Даже великие киты мира сего нуждаются в благословении, и навредить это никому не может.

– И все же блаженны нищие духом!

К обеду все уже в городе знали, кто приглашен на прием, а кто нет. Кто‑то узнавал новости по телефону, кто‑то по местному радио «Рыболовная снасть», а некоторые из специального выпуска «Маяка», который Вейн Альтенхоффен успел подготовить за ночь. Однако большинство горожан смогло услышать новость собственными ушами благодаря акустическому феномену, наблюдающемуся во многих прибрежных городах Аляски. Зажатый между тремя крутыми склонами и скалистым глетчером, звук, отражаясь эхом, накладывается сам на себя. Он вращается, все нарастая и нарастая, как молитвы, заключенные под куполом церкви. В будние дни это явление выражалось лишь в постоянном гуле, зато по воскресеньям, когда карбасы стояли на приколе, а металлический скрежет консервных заводов наконец затихал, звуки становились чистыми и отчетливыми. И, прислушавшись, можно было различить отдельные голоса, словно они были совсем рядом. Их не заглушал рев скоростных шоссе, как это было в более крупных городах на юге. В этих крохотных городишках с любого крыльца каждую машину можно было отличить по ее характерному звуку.

– Это жена Лероя Дейнстрона отправилась жаловаться к своей мамаше.

Любые пререкания перед любым баром становились достоянием посетителей двух других:

– А это сам Лерой в «Горшке» рассказывает, как оскорблена его старуха тем, что они не получили приглашения. Она сказала, что их обязаны были пригласить как единственных хиропрактиков в городе. А по мне‑то, кого это волнует? Они такие же голодранцы, как и мы.

Порой между обладателями приглашений и отверженными вспыхивали перепалки, впрочем, без серьезных последствий, так как вне зависимости от наличия пригласительной карточки к яхте собирались идти все. Приготовления начались с первыми лучами солнца. «Морской ворон» установил свой тент для игры в бинго и бочки с пивом. Местное отделение «Орлиного гнезда» смонтировало танцевальную площадку из фанеры, и из дюжины 90‑ваттных динамиков уже вылетали самые разнообразные мелодии.

Единственный, кто не принимал в этом никакого участия, был Омар Луп: он настолько разъярился на Бергстрома за то, что тот отказался засадить его сукиного зятя, что в полдень запер свой боулинг, решив, что в знак протеста будет играть в полном одиночестве. Однако сыновья отказались последовать его примеру. Они установили шампуры, сложили угольные брикеты и принялись нарезать труп огромной свиньи, задранной за неделю до этого медведем: нежная свинина с фасолью – двадцать пять долларов за порцию.

На спокойной воде покачивались гидросамолеты, прибывшие в основном из соседних городишек. Но было и несколько экзотических явлений. Так, в шесть часов вечера прибыли два «морских ястреба», которые выгрузили на кормовой грузоподъемник яхты технический персонал и алюминиевые ящики с оборудованием, и тут же крылом к крылу, как водоплавающая дичь, снова поднялись в воздух. Чуть попозже опустился вертолет, из которого высыпало с полдюжины визжащих рыжеволосых девиц, встреченных приветственными криками. Вероятно, это были «Вишневые Девчата» – группа из Анкориджа, которая завоевала себе славу исполнением золотых шлягеров прошлого. Все шестеро были натурально рыжими и славились тем, что носили костюмы, не позволявшие сомневаться в этом. С развевающимися кудрями они выскочили из‑под работающих лопастей пропеллера и побежали к яхте под аплодисменты и крики зрителей.

Великан, стоявший у самых сходней, сделал шаг в сторону и пропустил их на борт.

И уже почти в семь на горизонте появились перемежающиеся желтовато‑зеленые проблески, которые начали быстро приближаться с оглушающим грохотом. Над самой стоянкой металлическая птица внезапно задрала свой клюв вверх и зависла в воздухе, как гигантская колибри; потом корпус снова выровнялся и машина опустилась на асфальт.

Когда дым рассеялся, на борту стала видна черная надпись – «Мицубиси». По трапу спустились три азиата в темно‑синих костюмах, которым тут же вручили три дипломата. Вручавшим, впрочем, был совсем не азиат, а чисто американский пляжный мальчик в белых туфлях, шортах для серфинга и в гавайской рубашке с изображением райских птиц. Светлый пушок его коротко стриженных волос затрепетал в потоках воздуха, когда он спрыгивал на землю. Он расплылся в лучезарной улыбке, помахал рукой толпе зрителей и поспешил за своими мрачными спутниками. Не успели пассажиры покинуть свой летательный аппарат, как его двигатели снова взревели, он взмыл в воздух и исчез из виду еще до того, как те успели достичь яхты. Вейн Альтенхоффен вышел из оцепенения и записал: «После посадки реактивного самолета с вертикальным взлетом даже появление ядерной подлодки никого бы уже не удивило».

В начале девятого у штормтрапа снова появился улыбающийся веснушчатый стопроцентный американец с мегафоном. Теперь с ним был Николай Левертов в широкополой шляпе и темных очках. Стопроцентный американец, сияя, покивал в разные стороны, дожидаясь, когда утихнет шум и выключат динамики, после чего поднес мегафон ко рту.

– Эй‑эй! – начал он, как телеведущий, обращающийся к студийной аудитории. – Ну как тут с уловом?

Публика ответила ему смехом и свистом. Когда шум затих, он снова включил мегафон.

– Народ, позвольте мне представиться. Меня зовут Кларк. Кларк Кларк. Кларк Б. Кларк. А теперь врубайтесь: мне наплевать, если вы забудете мое имя, мне наплевать, если вы забудете мою фамилию, но вот к среднему инициалу я отношусь очень трепетно. Поэтому я вам предлагаю специальное упражнение для запоминания. Повторяйте за мной: имя начинается с той же буквы, что Кент…

Публика настороженно повторила.

– …а второй инициал с той же буквы, что блядь.

Это было воспринято уже с большим энтузиазмом.

– А фамилия опять так же, как имя. Кларк Б. Кларк. Боюсь, моя мамаша страдала дефектом речи после родов. Впрочем, на меня это не распространяется. Мои уста как с куста, и я официальный спикер корпорации «Чернобурка». И прежде всего я от самого сердца хочу поблагодарить вас, жителей Квинака, за тот радушный прием, который вы нам оказали. Какой у меня второй инициал? Запомнили? Подходите ближе, ближе. А теперь в мою приятную обязанность входит пригласить вас на борт «Чернобурки», потому что – и я не стану от вас ничего скрывать – у вас есть кое‑что такое, что нам надо. Вы меня спросите, что же это? И я вам отвечу. У вас есть то, что в нашем деле называется местоположением, вы живете в живописном месте, все еще не испоганенном цивилизацией. Может, вы не замечали, но все к югу отсюда уже окончательно испоганено. А у вас все еще чистое небо над головой и благоуханный воздух – если не считать вони от рыбьих потрохов. У нас же есть то, что нужно вам. А именно большие деньги, давайте говорить начистоту: именно большие деньги, а не какие‑нибудь там рабочие места или развлечения. И единственное, что мы хотим за это получить, так это вашу землю. По‑моему, это честная сделка. Так что подумайте. А пока вы будете обдумывать наше предложение, – он, сияя, отцепил переплетенный канат, – поднимайтесь на борт, давайте познакомимся и повеселимся. Я хотел бы всех вас пригласить на борт, но, к сожалению, не могу. Потому что Большому Джо приказали пропускать людей только по приглашению, а поскольку я не владею языком верзил, то переубедить его не смогу. Однако скажу вам вот что… – С заговорщическим видом он покосился налево, потом направо, а затем прошептал в мегафон: – Крутые ребята никогда еще не нуждались в приглашениях, сечете? Так что единственное, что вам придется сделать, это подождать, когда с борта кто‑нибудь спустится со своим приглашением и, – он снова подмигнул, – кто знает? Уж точно не Большой Джо. Мы все для него одинаковые – коротышки. Так что верьте мне, люди. Только запаситесь терпением, и у каждого будет возможность попасть на борт. И мы даже не потонем, как это однажды чуть не случилось в Бразилии. Дело было в верховьях Амазонки. Ну да ладно, закрой свою варежку, Кларк Б., как в слове… Пора за дело. Встречайте «Вишневых Девчат»! Вперед, милашки…

Девицы высыпали на палубу с гитарами и закрепленными у подбородков микрофонами, визжа душераздирающим фальцетом «На север, в Аляску». Гостям, которые проталкивались по трапу, пришлось продираться сквозь орущие усилители, заглушавшие все остальные звуки. Динамики на стоянке и вовсе убрали за ненадобностью.

Когда Грир с Айком подъехали к стоянке час спустя, огромное судно было уже забито битком, а с планшира струилось пролитое шампанское. «Вишневые Девчата» вскарабкались на мостик и исполняли там свой хит «Петрушка, шафран, розмарин», дергаясь в такт ударам по корпусу яхты. Несмотря на то что было еще светло, все прожектора были включены и направлены на парус. В этом освещении он еще больше напоминал лезвие ножа, а его огромная черная тень закрывала всю переполненную людьми стоянку.

– Не лезь в эту толчею, старик, – посоветовал Грир Айку. – Мы никогда отсюда не выберемся, если нам наскучит это дерьмо. Припарковывайся здесь – нам не помешает пройтись.

За последние два дня Грир сильно сдал. Лицо у него опухло, взгляд остекленел. Он прихватил с собой бинокль Айка и всю дорогу настраивал его и перенастраивал, словно в ожидании засады.

Айк остановил фургон на Передней улице и вылез из машины. Грир медлил, продолжая пялиться в бинокль сквозь ветровое стекло. Он пытался отыскать на стоянке красный «Мустанг» Билли Кальмара в надежде на то, что ему удастся сбросить со своих худеньких плеч тяжелый груз ответственности и в полной мере насладиться вечеринкой. Но никаких признаков присутствия Кальмара не было. Впрочем, он был вознагражден видом прыгающих и визжащих «Вишневых Девчат». Когда же он собственными глазами убедился в том, что рыжина была их естественным цветом, то окончательно приободрился:

– Спасибо Тебе, Господи. Это то, что мне было надо.

– Увидел что‑то знакомое? – поинтересовался Айк.

– «Вишневые Девчата», старик. Я узнаю их. Вау. А еще с тысячу пьяных дворняг.

– Я бы не советовал следовать их примеру, – заметил Айк.

– Увы, придется, – вздохнул Грир, вылезая из фургона. Постоянное напряжение наконец привело его в состояние философского спокойствия. – Trez amusé, не так ли? Не то мечта о самой разгульной вечеринке, не то ночной кошмар.

Пока они возились около фургона, из боулинга напротив вышел Омар Луп. На боку, как боевая булава, у него висел рубиновый шар. Со своей плотно сбитой сутулой фигурой, подсвеченной сзади неоновыми огнями, он походил на свинью, выходящую из тлеющей кучи мусора.

– Вот увидишь, Соллес, – прокричал Луп с противоположной стороны улицы, – он вернулся сюда, чтобы отомстить нам, неугомонная холера. Так что напрасно ты меня останавливал, лучше бы помог сразу свернуть ему шею. Вот увидишь…

Айк промолчал. Грир что‑то прокричал в ответ, но слова потерялись в оглушающем грохоте музыки.

Они не спеша двинулись через стоянку, время от времени останавливаясь, чтобы переброситься словцом или пожать кому‑нибудь руку: добродушные шутки и ни слова о приглашениях. У всех было слишком приподнятое настроение, чтобы испытывать зависть. Айк проследовал за Гриром вверх по трапу, и Большой Джо пропустил их, даже не посмотрев на приглашения. Они еще не успели освоиться с ослепительным светом и грохотом, как навстречу им с сияющими глазами бросился Вейн Альтенхоффен.

– Неслабо, а, братья? Я имею в виду технику. А угощение! М‑м‑м! Не хотите? Если захотите, обратитесь вон к тому маленькому стюарду. – Альтенхоффен махнул своей потрепанной записной книжкой в сторону азиата со светло‑вишневыми волосами, завязанными в самурайский пучок. На груди у него висел стальной поднос, на котором с одной стороны стояли полные фужеры с шампанским, с другой – саке и чашечки, а посередине дымился роскошный чайник из французской эмали.

– Попробуешь с одной стороны и чувствуешь, как тебя начинает распирать, попробуешь с другой – и тихая радость нисходит на тебя, – пел Альтенхоффен. – Говорят, на нижней палубе у них даже есть личный запас «багряной дымки». Мой слабый ум не в силах это осознать.

– Поостерегись, Слабоумный, – предостерег Айк. – Грир до сих пор не может прийти в себя после того приема, который тут ему устроили в пятницу.

Но Слабоумный пропустил это мимо ушей.

– Смотрите! – Он указал еще на какого‑то человека, поднимавшегося по сходням. – Это редактор «Солнца Анкориджа». Небось весь позеленел от зависти, что все это происходит не в его епархии. Пойду приколюсь над ним, нет, постойте… – Нахмурившись, он замер, пытаясь вспомнить, что его заставило броситься к Айку и Гриру. – Ах да, вас ищет Николай Левертов. Он одним пролетом выше, напротив буфета. Русская икра и северные девки. Не проходите мимо.

– Николаю Левертову придется немного подождать, – заметил Грир, когда Альтенхоффен упорхнул вместе со своей записной книжкой. – Мне надо слегка освежиться.

И они принялись проталкиваться к вишневому самураю с подносом.

– Мне вот отсюда, – попросил Грир, кивком указывая на эмалевый чайник. Самурай слегка поклонился и замер. Грир понял, что наливать следовало самому. – Ты будешь? – повернулся он к Айку.

Соллес покачал головой и вытащил изо льда бутылку «Короны». Прихлебывая, они двинулись сквозь толпу, кивая и улыбаясь знакомым. Разговаривать при таком грохоте все равно было невозможно. Хотя сами «Девчата» визжали и бренчали на мостике, все усилители были расположены на нижних палубах. И именно этот грохот и заставил в конечном счете Айка и Грира двинуться наверх.

Только здесь Айк впервые оценил истинные размеры яхты. У мачты над головой вздымался купол ходового мостика, служившего в данный момент эстрадой для «Девчат». Парус, состоящий из восьми металлических отполированных до блеска обтекаемых секций, вздымался вверх на невероятную высоту. Второй ряд сверху был украшен эмблемой корпорации: в черном круге диаметром футов в двенадцать была изображена голова чернобурки, сиявшая в лучах прожекторов. Вряд ли история мореплавания знала более высокие мачты.

– Интересно, как они это сделали, – заметил Грир, занимавшийся в свое время покраской мачт.

– Опустили ее, – откликнулся Айк. – Видишь сегменты? Она, наверное, опускается вниз, как антенна у машин. И эти плашкоуты по бокам корпуса тоже могут убираться внутрь.

За парусом, со стороны моря, всеми цветами радуги переливался буфет, к которому выстроилась длинная очередь с пластиковыми тарелками; с другой стороны – на баскетбольной площадке вовсю гоняли мяч: команда «ПАП» сражалась с Дворнягами. Кольцо было закреплено на положенной высоте посередине нижней секции паруса, основание которого было настолько велико, что составляло ширину баскетбольной площадки. Вокруг него полукругом была обозначена линия свободного броска. Так как судовой компьютер продолжал автоматически передвигать парус в зависимости от смены ветра, кольцо вместе со щитом медленно поворачивалось то вперед, то назад.

– Йо‑ху, сладкая парочка! – догнал их голос с кормовой части. Это Кларк Б. Кларк махал им руками из‑под трепещущего на ветру навеса, сделанного из парашюта, который был натянут от юта до гиков. Надуваясь и опадая под дуновением легкого бриза, шелк переливался всеми цветами радуги. В чуть приподнятом кокпите виднелись отполированные штурвал и нактоуз капитанского компаса. И то и другое выглядело как бесценный антиквариат. Вокруг кокпита на подушках и спасательных жилетах возлежала целая толпа гуляк.

– Идите сюда, господа. Ник хочет вас всем представить.

Николай Левертов покоился на целой горе надутых оранжевых спасательных жилетов в окружении девиц и черного лабрадора. Лабрадор чем‑то напомнил Айку Болвана – собаку Луизы Луп, но он явно принадлежал девице, устроившейся ближе всего к Нику, – полногрудой брюнетке в прозрачной пижаме. Она играла с псом мокрым плетеным мячиком.

Кроме Левертова, здесь было еще несколько лиц мужского пола – рыбаки, Чед Эверт, занимавшийся торговлей «Хондами», и Норман Вонг. Все остальные – женщины. Среди них Айк различил и Алису. Как мать Николая, она стояла в кокпите, возвышаясь над всем этим гаремом, в наряде еще более экзотическом, чем два дня назад.

По случаю приема она напялила на себя выходное платье своей бабушки, красное с черными шерстяными аппликациями в форме птиц с контурами, расшитыми огромными перламутровыми пуговицами. Платье было красивым, но Алиса в свойственной ей вызывающей манере нацепила еще и шляпку из леопардовой шкуры. Увидев Айка, она взглянула на него с видом вдовствующей королевы какого‑нибудь заштатного государства Третьего‑с‑половиной мира. Они поздоровались, и Ник принялся всех друг с другом знакомить.

– Исаак, позволь представить тебе Татьяну. – Его белая рука вспорхнула и затрепетала, как тогда, с пригласительными билетами. – А это Ингрид, она уже скрасила несколько часов мистеру Гриру, насколько я помню. Это Гретхен.

Девушки протянули руки и заулыбались именно с той непосредственностью, о которой уже рассказывал Грир.

– Конечно, вы оба знакомы с моей мамой, миссис Кармоди, и, естественно, вы прекрасно знаете, – длинным белым пальцем он указал на брюнетку в прозрачной пижаме, – миссис Луизу Левертову – в новом обличье вы могли и не узнать ее.

– Миссис Луиза Луп‑Левертова, – поправила Лулу, откидываясь назад, чтобы дать Исааку возможность рассмотреть себя.

– Так я и знал, что мне знаком этот черный лабрадор, – заметил Айк.

– Отлично выглядишь, Лулу, – кивнул Грир.

– И чувствую себя отлично, Эмиль. А как ты, Айк? Все в порядке? Может, ты еще не знаешь, Никки, но Исаак Соллес с трудом привыкает к хорошему. Наверное, считает, что это может повредить его репутации.

– Я это помню еще с тех времен, когда мы вместе отбывали срок, Луиза. Эй, ну‑ка отдай! – и без всяких предупреждений Левертов выхватил у пса замусоленный мячик и швырнул его за борт. Лабрадор без промедлений последовал туда же, невзирая на тридцать футов, отделявших его от воды. Грир подоспел к борту как раз в тот момент, когда пес, подняв фонтан брызг, скрылся под водой.

– С ним все в порядке, – мрачно заметил Норман Вонг. – Они это проделывают уже раз в шестой. Он огибает корпус с мячом в зубах, а мой брат Ллойд помогает ему взобраться на борт.

– У него уходит столько времени, чтобы найти нас, – хихикнула Лулу. – Дает нам передохнуть.

Ник уже забыл о собаке и пристально вглядывался в толпу на палубе.

– Прекрасно. Вот и фотограф. Мама… Луиза… Татьяна… встаньте‑ка поближе.

По трапу пробирался человек с огромным старомодным фотоаппаратом на треноге.

– Вообще‑то я хочу сделать семейный портрет, но ты, Исаак, можешь присоединиться к нам со своим приятелем, – улыбнулся Ник. – Похоже, вы оба имеете на это право…

– Спасибо, воздержусь, – ответил Грир, отскакивая в сторону.

– Я тоже, Ник. Без нас твой гарем и твоя королева будут выглядеть лучше. – Айк кинул взгляд на Алису. – И конечно же, царственная мать. – Он заметил, как напряглась у нее шея, но она промолчала.

Айк с Гриром отошли к остальным мужчинам, потягивавшим свои напитки в стороне. Норман Вонг с жалким видом придвинулся к ним ближе.

– Есть слухи от Кальмара.

– Правда? – схватил его за руку Грир. – Где он? Что случилось? Почему его нет здесь? Я уже устал от всех этих обязанностей…

– Он в больнице в Скагуэе. Поругался с кем‑то и загремел в больницу. Вроде перелом копчика. Говорит, что его не выпишут, пока кто‑нибудь не заберет его под свою ответственность. Хочет, чтобы за ним приехала пара братьев.

– В Скагуэй? – рассмеялся Айк. – Он рехнулся. Есть дела посерьезней, чем его задница.

– Мы поедем, – вызвался Грир. – Айк возьмет напрокат самолет, и утром мы вылетим. Точно.

– На это он и надеялся, – кивнул Норман. – Что это будете вы с Айком.

– Постой, – попытался встрять Айк.

– Он наш брат, mon ami. Наш президент! И не забывай: брат брату головой в уплату.

– А кто его отделал, Норм?

– Помните бывшего полузащитника «Медведей», который спас жену Грира от геенны огненной? Тэда Гринера?

– Святошу Гринера?! – с ужасом воскликнул Грир. – Черножопый мормон шестьдесят два дюйма ростом на двести девяносто фунтов веса. Мразь Господня!

– Так это он? Он, кажется, женился на твоей бывшей.

– Он уже был женат, – возразил Грир. – Как же это он мог жениться еще на одной?

– У него их пять, – уточнил Норман Вонг. – Билли говорил, что Гринер получил специальное разрешение на это.

– Пять? – потрясенно повторил Грир. – А как можно получить такое разрешение?

– Помню Гринера, – кивнул Исаак. – Он как‑то пытался спасти мою душу, когда мы принимали участие в праздновании годовщины Золотой лихорадки в Скагуэе. Точно, мразь Господня. Никогда не думал, что он может оказаться в одной компании с Кальмаром.

– У Кальмара есть подружка в Скагуэе, которая торгует гамбургерами. Говорит, заскочил к ней перекусить и поболтать, и тут появился Гринер. Наверное, он собирался добавить ее к своей коллекции спасенных от геенны огненной. Билли выступил против этого, и Гринер сломал ему копчик.

– Zut alors, – покачал головой Грир. – Какое унижение для бедного Кальмара.

– Еще большее, чем ты думаешь. Он отнял у Билли всю пиротехнику и выбросил ее в реку. Билли говорит, это дерьмо выбросило бы и кейс, если бы тот не был пристегнут к его запястью.

– А мог бы и взорвать.

– Все отнял! И дурь, и пиротехнику! – Грир отпустил Нормана и вцепился в руку Айка. – Ну теперь это уже не просто наша братская обязанность, Исаак. Мы имеем дело с катастрофой регионального масштаба.

Норман мрачно кивнул.

– Билли сказал, что если вы не сможете, чтобы прилетал я с братом Ирвином. Но мы тоже не можем. Во вторник у стариков пятидесятилетие свадьбы, и Вонги соберутся со всей страны, даже из Сан‑Франциско.

– Алиса хотела, чтобы мы были у нее под рукой завтра, – заметил Айк, пытаясь высвободить свою руку. Он чувствовал, что его снова припирают к стенке. – На случай, если вернется Кармоди…

– Кармоди не скоро вернется, Исаак, – ответил Норман. – Он ушел в загул. Смотрите. А вон и несчастный пес…

Черный лабрадор, повесив голову и поджав хвост, карабкался по трапу с мячиком в зубах, словно стыдился того, что потратил так много времени на это простое дело. Он так дрожал, что даже не мог стряхнуть с себя воду. Николай взглянул на мокрого зверя и решил, что фотосъемка закончена.

– Баста. Полуутопленные собаки совершенно ни к чему нам на семейном портрете. Фотограф, свободен. Исаак! Ребята! Возвращайтесь. Съемки закончены, возлияния продолжаются.

Айк с облегчением оставил Нормана и Грира и направился к бару.

– Джин с тоником, Алиса. Кажется, я подхватил малярию.

Однако облегчение было недолгим. Не успел он сделать глоток из высокого стакана, приготовленного ему Алисой, как из кормового люка вынырнул Кларк Б. Кларк. Пробравшись к Левертову, он принялся что‑то горячо шептать ему на ухо, указывая на Айка. Потрескавшиеся губы альбиноса растянулись в широкой улыбке, с которой он и повернулся к Айку.

– Ну и ну, дружище. Великий Герхардт Стебинс просит, чтобы ты почтил его своим присутствием в большом конференц‑зале. Кларк Б. отведет тебя. И захвати с собой свой стакан. При встрече с великими мира сего у многих пересыхает горло. А мы пока… – Он снова выхватил мячик у лабрадора и опять бросил его в воду. – …Продолжим.

Огромный черный пес нырнул за борт.

Айк, осклабившись, последовал за Кларком вниз по полированной тиковой лестнице. Он и сам не понимал, почему с такой готовностью откликнулся на приглашение Стебинса. Мифические личности производили на него мало впечатления. И уж точно он не собирался участвовать в грядущих съемках. Он прекрасно знал, что в механическом чреве этого кита нет ничего такого, к чему бы он стремился или что могло бы принести пользу. Скорее всего, он был движим обыкновенным любопытством.

Они проследовали по изящному коридору, с обеих сторон которого располагались ряды кают с приоткрытыми дверями. Не то для вентиляции, не то для эффектности, так как их сияющее убранство не могло не производить впечатления. Эти каюты с успехом мог бы занимать командный состав НАСА или военно‑морского флота Соединенных Штатов. В одной из кают располагалась настоящая монтажная установка с тремя плоскими экранами для 70‑миллиметровой пленки с компьютерным видеоуправлением. В другой находилась миниатюрная лаборатория, уставленная игрушечными бутылочками, трубочками и мензурочками. Неудивительно, что на борту был такой выбор деликатесов.

Кларк Б. отступил к стене и пропустил Айка вперед.

– Туда, – сияя, сообщил он.

Дверь в конце коридора бесшумно отворилась, обнаружив за собой заполненное людьми помещение. Это был главный салон. Однажды в Монтерее Айку попался в руки номер «Фортуны» двадцатипятилетней давности. Главный материал и центральный разворот были посвящены 280‑футовой яхте саудовского бизнесмена Алдана Кашогги «Наблия». На фотографиях были изображены роскошные интерьеры судна с водяными матрасами королевских размеров под зеркальными потолками, рядом с которыми располагались панели управления освещением. Центральный разворот был посвящен главному салону «Наблии», обставленному замшевыми оттоманками и украшенному тайскими драпировками. Все это напоминало шатер могущественного паши, подготовленный к встрече всех великих пустынных шейхов. На фотографиях были изображены лазуритовые столы с блюдами, на которых высились горы инжира и гранатов, дымящиеся кальяны и самовары. А золотой сфинкс изрыгал шампанское, струившееся в мраморную чашу, которую он держал между лап. И теперь Айк вспомнил заголовок этой статьи о яхте Кашогги – «Небывалая плавучая роскошь».

Похоже, автор никогда не видел «Чернобурки».

Переборки и потолок были сделаны из специального материала, который создавал впечатление, что салон находится внутри глетчера. Все вокруг было залито молочно‑голубым флуоресцентным светом. Поэтому казалось, что мебель, вращаясь как кожаные спутники, парит над коврами. Люди словно левитировали в этом неземном сиянии, перемещаясь в воздухе как сборище смущенных призраков.

Взгляду Айка предстала целая коллекция выдающихся обитателей города: обязательный в таких случаях реликт в лице отца Прибылова, управляющий банком Джек Макдермит и мэр Сол Бисон пыхтели немыслимо длинными сигарами и потягивали бренди, вполуха слушая директора школы Йоргенсена, который объяснял механизм действия старинной медной астролябии, стоявшей на полке. Старшие братья Вонг, оцепенев от напряжения, сидели бок о бок на изящной английской козетке, сжимая в своих лапищах крохотные рюмочки с бренди. А напротив них на подушках, скрестив ноги, сидели их престарелые родители, пившие, кажется, настоящий китайский чай из настоящих китайских чашек. Шеф полиции Гилстреп подтрунивал над своим тестем преподобным Вайнсэпом, демонстрируя ему средневековый пояс верности, обнаруженный им в коллекции редкого оружия.

Томми Тугиак Старший стоял, прислонившись к переборке, с расфокусированным взглядом. Будучи президентом и главным держателем акций «Морского ворона», он представлял интересы сотни ПАП, а также местной радиостанции «ПАПа». Студия гордилась пятизначным номером частоты и регулярно прерывала сетку вещания, чтобы сообщить имена победителей в бинго, или вставляла незапланированное ток‑шоу, направленное на снижение количества самоубийств среди местного населения. Федеральная комиссия связи не обращала внимания на нарушение правил, заметив однажды: «В конце концов, это их эфир».

У Томми в руках тоже была длинная сигара и рюмочка с бренди. Видимо, это был стандартный набор на этом приеме. Прежде чем Айк успел что бы то ни было произнести, ему тоже вручили импортную панетеллу и хрустальную рюмку бренди. Он прикурил и, оглядываясь по сторонам, принялся ждать. Похоже, приглашенные были специально отобраны для того, чтобы в их присутствии можно было сделать какое‑то важное объявление. Но зачем пригласили его? Что этому Стебинсу от него нужно? Пока Айк размышлял над этими вопросами, мимо, сияя, прошествовал Кларк Б. Кларк, севший рядом и тут же кокетливо сообщивший, что и он был когда‑то Мстителем.

– Да. Только держи язык за зубами. Но старину Кларка Б. когда‑то вышвырнули из Сан‑Хосе за то, что он взорвал их коллектор сточных вод, которые, как выяснилось, стекали прямо в залив. Есть о чем вспомнить. Когда об этом узнал Лукас, он наградил меня стипендией. И я начал специализироваться в киновраках. Ну ладно, приятно было с тобой поговорить… – Кларк Б. Кларк похлопал Айка по колену и встал. – Думаю, сейчас начнется брифинг. Так что пойду потороплю капитана.

И он, как угорь сквозь бурые водоросли, заскользил между группками горожан к узкой дверце в конце салона. Айк потягивал бренди, испытывая все большее и большее недоумение. К примеру, эти приглашения – ведь для того, чтобы отобрать кандидатуры и выгравировать их имена, требовалось время. Значит, появление в Квинаке было давно запланированной акцией.

Из узкой дверцы снова появился Кларк Б. Кларк. В проходе за его спиной возникла сухопарая фигура мужчины с опущенной головой.

– Господа и… – Внимательный взгляд Кларка заскользил по салону, пока не наткнулся на миссис Вонг… – Дама… Вначале, со всей искренностью, я хочу сообщить вам, что мы все на «Чернобурке» страшно благодарны вам за ваше терпение и снисходительность, с которой вы откликнулись на насущные… как бы это выразиться…

– Как насчет того, чтобы заткнуться…

Раздавшийся голос был настолько тягуче‑провинциальным, настолько вульгарно‑пошлым, что сначала собравшиеся решили, что он принадлежит кому‑то из местных.

– И исчезнуть?

Кларк Б. Кларк подобострастно отодвинулся на пару дюймов.

– Дама и господа, позвольте мне представить вам нашего главнокомандующего Герхардта Лютера Стебинса, обладателя четырех Оскаров, пяти почетных степеней, шести авторских…

– Пошел прочь, щенок…

Кларк Б. Кларк отскочил в сторону.

– Великий Герхардт Стебинс!

В гробовой тишине в салоне возник очень пожилой человек с грязно‑седой шевелюрой и черной повязкой на глазу. Если Айк и надеялся на встречу с каким‑нибудь зловещим гением, обитавшим в самом чреве этой блестящей паутины, то его постигло глубокое разочарование: у этого гения были деревенский выговор и ветчинная харя. Всемирно известный Герхардт Лютер Стебинс был обычным костлявым увальнем с юга Америки. Айк прикинул, что в период расцвета этот сильно поношенный остов носил на себе, наверное, еще пару дюжин фунтов, но и сейчас старик выглядел поразительно хорошо. Загорелые руки были крепкими, а шишковатые пальцы свидетельствовали о том, что они были знакомы с тяжелым физическим трудом.

Стебинс глубоко вдохнул и шумно выдохнул, отчего вся его грудная клетка пришла в движение, и его одинокий глаз оценивающе заскользил по собравшимся. Затем он поднял большой стакан с янтарным виски и выпил за здоровье гостей. Он все еще пил, когда дверь в салон открылась и в проеме появился Николай Левертов в сопровождении коренастого коротышки в белом костюме морского офицера, на лице которого застыла тяжелая сладострастная ухмылка индуистского божка. При виде него улыбка Стебинса стала еще шире.

– Я и забыл о тебе, Снежок.

– Этого не следовало делать, капитан Стебинс.

– Больше не буду, мистер Левертов. – Стебинс снова поднял свой стакан и обратился к присутствующим: – Возможно, многие из вас уже знакомы с Ником Левертовым. Это его вина в том, что мы так нагрянули. Это он убедил киноворотил в том, что его родной Квинак обладает всеми необходимыми качествами для реализации нашего проекта. Не так ли, Ник?

– Совершенно верно, – кивнул Левертов.

– Совершенно верно, капитан Стебинс, – восторженно откликнулся Кларк Б. Кларк с противоположного конца.

– А вон тот пижон, что стоит рядом с Ником, это первый помощник капитана мистер Сингх. Он‑то и управляет на самом деле «Чернобуркой», а я только так, для вида.

Мистер Сингх и ухом не повел. У Айка начали закрадываться подозрения, что на борту этой яхты все не так уж безоблачно, как можно было бы подумать.

– Короче, как я уже сказал, дело в ваших неповторимых особенностях. Вот почему мы решили взять быка за яйца и раскрыть свои карты.

– Именно за яйца, – эхом откликнулся Кларк.

Первый помощник Сингх сел, а Левертов, продолжая стоять, кивком показал Стебинсу, что можно продолжать.

– И, наверное, для начала лучше всего поставить вас в известность, что за кашу мы завариваем. То есть что почем? Никто не хочет высказать своих предположений? Нет?

Голубой глаз начал прочесывать аудиторию. И мэр Бисон решил рискнуть.

– Ну, у меня есть некоторые предварительные догадки, – осклабился он. – Когда прошлой осенью мы вели переговоры с мистером Кларком, речь шла о бюджете где‑то в районе девяноста миллионов.

– Это были лишь предварительные наметки, – заметил Стебинс. – Если карты не врут, то сейчас речь идет о сумме в десятки раз больше.

– Вот именно что в десятки, – подхватил Кларк. – И эти деньги потекут в Квинак, как приливная волна.

– Как зеленая шуршащая волна. – Старик бросил взгляд на Левертова и продолжил: – И мы хотим, чтобы все горожане стали нашими партнерами в этом предприятии. Чтобы они сделались акционерами! Мы пустимся в совместное плавание и будем все делить пополам. Или вместе пойдем ко дну. Потому что мы хотим, чтобы вы знали: мы приехали сюда не обирать вас. Мы хотим сделать вас богатыми. Ну что, давай покажем им карты.

Кларк Б. Кларк метнулся мимо Стебинса и выкатил из прохода зачехленный демонстрационный экран, который тут же переложил на длинный овальный стол. А когда будущие акционеры заняли свои места вокруг, стало ясно, что все было затеяно именно ради этого. Айк устроился как можно дальше, в самом конце стола. Каждому были предложены по записной книжке с ручкой, пепельнице и подставке для рюмки – все в форме игральных карт, как и приглашения, с эмблемой «Чернобурки» в центре. Айк поставил на подставку джин с тоником и подвинулся ближе к столу.

– Если кто‑то хочет освежиться, просто поднимите руку, – сообщил всем Кларк Б., помахав парнише с передвижным баром. – Герхардт любит, когда слушатели чувствуют себя вольготно.

Все представители «Морского ворона» воспользовались этим предложением, впрочем, как и Вонги. Их родители продолжали лелеять свои крохотные чашечки с чаем, как изнеженных колибри. Когда парниша с напитками подошел к Айку, тот покачал головой и накрыл стакан рукой. Рядом послышались бряканье пуговиц и шепот.

– Кажется, мне уже довольно. – И Алиса заняла место рядом с Айком. Вероятно, она проскользнула в салон незамеченной вслед за сыном.

Кларк Б. суетился вокруг стола, рассаживая ПАП в кресла и на диваны. Стебинс, заложив руки за спину и широко расставив ноги, как при качке, терпеливо дожидался, когда все рассядутся. Николай пробрался к нему за спину и теперь, оперевшись на подлокотник, восседал на одной из козеток. Полы белого пиджака разметались в разные стороны, как богатый мех.

– О’кей, – наконец промурлыкал Стебинс и расчехлил экран. На нем была изображена подробная голограмма Квинака и окрестностей. Не было упущено ничего, и все выглядело гораздо ярче, чем в реальности, – глетчер, залив и доки, магазины и улицы с их изгибами и перекрестками – все было изображено с юмором, но абсолютно достоверно. Карта охватывала пространство от дома Кармоди на дальнем конце залива до свалки и водонапорной башни в предгорьях. Айк обнаружил на ней даже свой трейлер, перед которым спала карикатурно изображенная собака.

– Неплохо, а, Соллес? – прошептала Алиса. – Я думаю, это даже на тебя должно произвести впечатление…

Эта голограмма шириной в пять футов точно отображала все характерные особенности местности – географические, социальные, мифологические. У южной пристани, например, был изображен указатель канала, именно на том месте, где его искали предки. А на восточном склоне скалы Безнадежности располагался маяк, как раз там, где и находился, а в верхнем его окошечке виднелась голова смотрителя, который держал в руке фонарь «молния». И маленький глетчер в заливе был на месте, только по его склону на лыжах несся бурый медведь в защитных очках и с развевающимся красным шарфом за спиной. Отдаленные вершины Колчедановых гор охранял мультяшный баран со своей отарой. А над всем этим в чистом голубом небе плыли пушистые облака с голубыми глазами.

– Итак, – проурчал Стебинс, когда все насмотрелись вдоволь, – вы видите свое благородное селение в том виде, в каком оно находится сейчас. У кого‑нибудь есть вопросы?

Айк почувствовал, что у него внезапно пересохло во рту, как и предсказывал Ник. Вопросов ни у кого не было.

– Ну и хорошо, – продолжил Стебинс. – А теперь, – он указал на карту, и его глаза заискрились мальчишеским задором, – вот как оно может выглядеть уже через неделю, если мы с вами договоримся. Давай, зануда!

Кларк Б. подскочил к карте и вытащил следующую голограмму. Она точно повторяла контуры предыдущей карты, только с некоторыми изменениями в мультяшных сюжетах. Дома выглядели более опрятно. На месте полуразрушенного консервного завода высилась живописная скала. У подножия глетчера расположился длинный индейский вигвам с разукрашенными тотемными столбами по бокам. Фасад вигвама был выполнен в виде стилизованной головы ворона, из клюва которого свисала пучеглазая лягушка с растопыренными лапами. А входом в вигвам являлась овальная клоака лягушки.

– Родовой знак Морского клана, – прошептала Алиса. – В реальности никогда не существовал. Чистая выдумка. Лягушачий вигвам упоминается только в сказках Шулы.

Стебинс повернулся на шепот и сфокусировал взгляд своего голубого глаза.

– Вы ведь мама Ника, я не ошибаюсь? – громогласно осведомился он.

– Да, я – миссис Майкл Кармоди.

– Так я и думал, миссис Кармоди, – хихикнул Стебинс. – Я слышал, что вы умная, красивая и откровенная женщина. А других таких здесь нет. И конечно же, вы абсолютно правы, мэм. Чистая выдумка. Фантазия. Но именно за это мы любим Шулу и ее мир. Потому что это несуществующий мир. Он полностью выдуман Изабеллой Анюткой, урожденной Речел Руфь Остсинд, проживавшей, кстати, в Нью‑Джерси. Все понарошку. Но скажите мне, что для вас более реально – Нью‑Джерси или Изумрудный город из страны Оз? – Он перевел свой глаз на остальных присутствующих. – Поэтому мы не сомневаемся в успехе. Старая фантастическая история плюс ваш новый фантастический город. Вы знаете, какая температура воздуха была вчера в Нью‑Йорке? Сто двенадцать градусов. Ниже сотни она теперь опускается только перед самым рассветом. Почитайте газеты. Не хочу вас обижать, ребята, но у вас здесь маленький, хоть и засранный, рай, а вы и не догадываетесь об этом. Мы хотим показать этот рай остальному задыхающемуся человечеству сначала в полнометражном фильме, а потом в сериале. Мы завоюем всемирную известность и вызовем неувядающий интерес публики. Ну так что?

Никто не шелохнулся – все были околдованы низким голосом и роскошными обещаниями Стебинса.

– Хорошо. А теперь – как мы собираемся к этому приступить. Прежде всего нам потребуется пространство – съемочные павильоны, места жительства для персонала, склады для декораций, ну и прочая ерунда такого рода. Думаю, вы даже представить себе не можете, сколько народа будет задействовано в этом проекте. Вот, например, в контрактах водителей грузового транспорта записано, что мы обязаны обеспечивать их сауной, а иначе они отказываются работать. А аренда помещений стоит очень дорого. Вы уж мне поверьте.

– Да, поверьте ему, – выразительно закивал Кларк Б. – Старина Герхардт настолько превысил бюджет в своем последнем провальном проекте, что мы еле унесли ноги от кредиторов. Если бы не наши азиатские акционеры, мы бы лишились студии.

Тройка в темно‑синих двубортных костюмах учтиво поклонилась Кларку. Это трио представляло Всемирную федерацию породненных городов.

– Поэтому на этот раз, – продолжил Стебинс, – мы предлагаем партнерство. Для пущей простоты, как выражался мой дедушка, – вы или сдаете нам в аренду за наличные, или предоставляете внаем за проценты. Тогда вы все можете стать акционерами. Наши люди договорятся с каждым из вас, как вам удобно. Некоторые уже высказали свои пожелания. Так, Бисон отдает нам свою гостиницу. Тугиак сказал, что мы можем рассчитывать на таверну «Морской ворон». – Стебинс вынул из кармана листок бумаги. – Херб Том сказал, что поддержит нас своим бизнесом. И многие другие. Однако никто не обязан принимать решения прямо сейчас. Посчитайте. Подумайте. «Чернобурка» согласится с любым вашим желанием.

Никто не шелохнулся. Через монотонный гул кондиционеров доносились приглушенные удары усилителей «Вишневых Девчат». Стебинс перевел свой голубой глаз на козетку, где возлежал Левертов.

– Что‑нибудь еще?

– Не сегодня, капитан Стебинс, – промурлыкал Ник. – Вы прекрасно справились. – И Левертов одним движением вскочил на ноги. – Не правда ли, друзья? Как насчет того, чтобы помочь величайшему режиссеру двадцатого столетия Герхардту Стебинсу?

Аплодисменты проводили костлявую спину старика, удалившегося в свои покои и закрывшего за собой дверь.

Алиса бросила взгляд на часы.

– По крайней мере, они ясно говорят, чего хотят.

– За исключением того, чего они хотят лично от нас, – откликнулся Айк. – Лично у меня нет ни мотелей, ни контор по аренде машин. Так что же им надо от меня?

Но прежде чем Алиса успела ответить, Айка окликнули из глубины салона: «Эй, Исаак Соллес!»

– Мистер Стебинс хотел бы лично поздороваться с вами, если вы не возражаете, – энергично махал рукой Кларк Б.

Капитанские апартаменты выглядели столь же старомодно, сколь современно вся остальная яхта. Висячие лампы освещали дуб, медь и кожу. Теплый ковер покрывал пол, а стены и переборки были завешаны картинами с изображениями старинных кораблей. Под столом аккуратно размещены ящики с картами. Около судового сундука с инкрустацией из слоновой кости высился бронзовый телескоп на треноге. В центре стоял ломберный столик с приготовленными картами и чинами.

Стебинс, стоя у орехового буфета, смешивал себе питье. Услышав Айка, он повернулся к нему с широкой улыбкой.

– Исаак Соллес! Заходи и закрой за собой дверь. – Старик поспешил ему навстречу с протянутой рукой. – Сынок, для меня это такая честь. Ты единственный благородный герой, который всегда был для меня кумиром. Две трети жизни меня преследовали поклонники, так что теперь я имею право побыть на их месте. Как я рад наконец познакомиться с тобой!

Айк пробормотал что‑то невнятное и кивнул. Ладонь старика оказалась гораздо жестче, чем он ожидал, что было особенно неожиданным в окружении всей этой роскоши. Было ясно, что она знавала худшие времена и умела справляться с канатами.

– Я преклоняюсь перед тобой, начиная с твоего первого выступления – где это было? В Сакраменто?

– В Мадере. На ярмарке округа. – Айк почувствовал, что, как ребенок, заливается краской. – После этого я почти их не устраивал.

– Где бы это ни было, но ты всех нас втравил в неприятности, разбойник. У меня было очень выгодное дельце по производству жареных цыплят по‑кентуккийски. Но когда я услышал новости, то прямиком отправился на студию и вывалил полное ведро потрохов и соуса на голову этому режиссеру‑вундеркинду. Меня, естественно, тут же выкинули на улицу, и прошло несколько месяцев, прежде чем мой агент подыскал мне новый контракт.

– Простите, – промямлил Айк. – Благодаря окружному прокурору очень многие тогда лишились работы из‑за меня.

– Простить? – Старик опустил свою огромную лапу Исааку на плечо. – Господи, да о чем речь! К тому же что нас жалеть, старых кобелей? Может, это был единственный справедливый пинок, который мы получили за всю свою жизнь. Ты был героем и остаешься им, а герои всегда нужны. Я всегда говорю – хочешь пожалеть кого‑нибудь, пожалей себя. Это полезнее. Как бы там ни было, для меня большая честь приехать сюда и познакомиться с тобой. Можно я тебе плесну четырехзвездочного? А настоящего «Хеннесси»? Может, «Гавану»?

Айк поблагодарил и сказал, что на палубе его ждут друзья.

– Ты откровенен. Но позволь мне тебе дать маленький совет, сынок: между нами – держись подальше от этих акций, если только не хочешь, чтобы тебя ободрали как липку.

– Мне показалось, вы сказали, что это самая выгодная сделка, о которой только можно мечтать.

Старик стащил свою черную повязку, так что теперь оба глаза у него залучились мальчишеским задором.

– Работа есть работа, сынок. Это ведь шоу‑бизнес. И еще одно – присматривай за своим лагерным дружком. У него на тебя зуб, а его не зря зовут Большой Белой Акулой. Но об этом ни слова, слышишь? Я от всего отопрусь. Я вру как сапожник, когда в этом возникает необходимость. В покер играешь? Простой американский вариант: доллар за вход, максимальный взнос – три.

– За решеткой играл. Только там за вход платили одной затяжкой.

– При хорошей игре не так важно, что лежит в банке. Партнеры – вот что важно. Личности. Ты, наверное, знаешь, кто тут играет.

Айк улыбнулся.

– Мой хозяин Кармоди готов отказаться от еды ради покера… а он очень любит поесть. И мой напарник утверждает, что профессионально играл в покер в Порт‑о‑Пренсе.

– То, что надо. Решите сами, когда будем играть.

– Возможно, мне придется уехать на несколько дней.

– Значит, когда вернешься. В любой день. Мне очень хочется посмотреть, как великий бандит будет сопротивляться блефу.

Черная повязка снова заняла свое место, словно дверь закрылась.

В салоне и по дороге на палубу Айк старался не встречаться глазами с кем бы то ни было. Грира не было, зато он заметил Алису, которая вернулась к своим обязанностям барменши у нактоуза.

– Я созрел для двойного, Алиса. И если ты не возражаешь, я завтра уеду.

– Да? А что такое?

– Грир хочет, чтобы я слетал с ним в Скагуэй.

– А что, Эмиль не может слетать один?

– Нам нужно вызволить одного травмированного друга.

Алиса пожала плечами.

– Если Кармоди не появится, поезжайте, почему бы и нет. Может, вы и старого пирата спасете заодно. Убьете двух зайцев одним героическим выстрелом.

Айк пропустил мимо ушей эту колкость. К счастью, она не стала спрашивать, о чем они говорили со Стебинсом. Айк не был уверен, что сумеет проявить осмотрительность, в особенности относительно того, что касалось Левертова. А какой матери могло понравиться, когда ее сына называют акулой?

Кен Кизи

Песня моряка

Интеллектуальный бестселлер –

Текст предоставлен издательством http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=132507

«Песня моряка / Кен Кизи»: Эксмо; Москва; 2013

ISBN 978‑5‑699‑65314‑0

Аннотация

Кен Кизи

Песня моряка

Ken Kesey

SAILOR SONG

Посвящается Фей,

надежной мачте в ревущих волнах,

путеводной звезде во мраке,

моему товарищу по плаванию

И Христос был мореходом,

По волнам бродя как посуху,

И увидел Он сквозь воды,

Раздвигаемые посохом,

Что лишь очи утопающих

Видят лик Его светлейший,

И велел Он начинающим

Воды бороздить в дальнейшем

И сказал: «Пока свободу

Не найдет в пучине,

Заповедую по водам

Плыть вперед мужчине».

Леонард Коэн

12 3 4 5 6 7 8 Следующая ⇒

Последнее изменение этой страницы: 2019-06-19; Просмотров: 189; Нарушение авторского права страницы