СКАЗКА ПРО ПЛОХИХ И ХОРОШИХ ПОЭТОВ

Довольно часто поэты жалуются, что поэзия никому не нужна, что её не печатают. Тем более, она не приносит денег. Жалобы бывают самые разные — прямые, в завуалированной форме, откровенное недовольство или тонкие намёки. В общем, по всякому. Условно жалобы поэтов можно поделить на следующие группы:
— общая жалоба: «Стихи никто не издаёт. Стихи никому сейчас не нужны».
— частная жалоба: «Мои стихи никто не издаёт. Мои стихи никому не нужны».
— пристрастная жалоба: «Они не понимают мои стихи. Они дураки. Никто не понимает. Буду писать в стол, для себя».
— страстная жалоба: «Я — гений. Мне об этом сказал Главный Дядя в Союзе Литераторов, мой муж/мама/брат/коллега и Сам Великий Василий Пупкин. Поэтому я абсолютна/тен и все, кому не нравятся мои стихи, — сами говно».
— лживая жалоба: «Я пишу только для себя. Я могу вообще никому стихи не показывать! »

На эти жалобы довольно просто ответить. Потому что все они высосаны из пальца. И жалуются таким образом не поэты, а бездари и бумагомаратели.
Почему стихи никто не издаёт? Здесь «частная жалоба» отвечает довольно правдиво сама на себя. Не издают не стихи. Не издают ваши стихи. Бездарные плохие стихи. Я частенько бываю на всяческих литературных семинарах и собраниях, на поэтических вечерах. 90% того, что я там слышу — это полное дерьмо.
Впрочем, так было всегда. Кого мы помним из великих? Пушкина, Лермонтова, Тютчева, к примеру. Вообще, из пушкинских времён мы помним от силы 50-60 поэтов. Это хорошие поэты. А в России тогда насчитывалось не менее 3000 поэтов-рукоблудов. Мы этих имён не помним и не знаем. Какой процент хороших поэтов? 1, 5% — мизер! Точно то же и сейчас. Поэтому отчаиваться не стоит. Хорошие поэты есть, просто они тонут в потоках бездарей. Единственное, что может различить их и расставить точки над «i» — это время. И оно рассудит, кого будут помнить через 200 лет, а кого — нет.
Плохо то, что плохие поэты гораздо более уверены в своих способностях, чем хорошие. Из моих личных знакомых, к примеру, прекрасная поэтесса Юлия Б. постоянно перечитывает свои стихи, ищет в них какие-то ошибки и боится читать их со сцены, потому что уверена в их недостатках, а дрянной поэт Василий П. горд своими омерзительными «шедеврами» на все сто процентов и никогда не изменит в них ни слова.
Конечно, есть и исключения из этого правила. Есть поэты, которым дано свыше столько, что им ничего уже не нужно. Это гении. Я знаю нескольких: чтобы их пересчитать, хватит пальцев одной руки.

Когда какой-нибудь бездарь читает свои великие творения, а ты ему вместо восхваления говоришь: «Слабенько, сэр. Вот тут всё хромает, а смысла вовсе ни капли, надо бы поправить вот это...», он обижается до ужаса. «Ты просто не понимаешь! » — вопит он. Я, простите, всё понимаю. Когда мне указывают на мои поэтические ошибки, я их: а) могу оправдать (чаще); б) исправляю. Наш же герой вообще не видит никаких ошибок. Он уверен в том, что «тебе – уже» — это прекрасная рифма, потому что на конце «е», и хрен ему объяснишь обратное. И никогда такой поэт не исправится. Будет постить свои творения в блогах и удивляться, почему у него френдов всего 5 человек, и то все его однокурсники.

Самое лживое утверждение, которое может сказать поэт — это, мол, я пишу только для себя, мне неважно мнение других, я могу всё писать в стол. Это чушь собачья. Если ты пишешь в стол — так никому не читай! Вообще никому не говори, что пишешь! Моя знакомая А.Б. ездит на фестивали, читает стихи в конкурсе, а когда её критикуют, говорит, что всё равно это не для людей писано, а просто для себя. Так не езди! Не показывай. Если человек хоть одному своему другу читает стихотворение — оно уже для кого-то. Ему уже важно мнение, пусть даже этого единственного друга. Вот Эмили Дикинсон за всю жизнь ни одного стихотворения даже маме не показала, всё в сундук прятала. А писала много, после её смерти нашли 2000 стихотворений. Теперь она — классик американской поэзии. Вот она не лгала. А если вам прочитали стихотворение, а потом заявили, что это только для себя, это херня. Это — для вас.

А ещё поэты не любят править свои стихи. «Да-а, понимаю, тяжело от сердца оторвать, своё, родное» — говаривали Климович и Скосырев однажды. А надо. Надо отрывать к чертям. Если ты не Изюбрь, то с первого раза шедевр не получится. Вы черновики Пушкина видели? Там каждая строка перечёркнута по 10 раз, да ещё страниц несколько переписано по 2-3 раза. А мы, блин, не Пушкины. Поэт, если он что-то написал, обязан перечитать своё творение через некоторое время, убедиться, что оно говенно и заменить там половину содержания. И получится, даст Бог, конфетка. Из сердца прёт смысл, а вот форма прёт из головы. Поэтому форму нужно шлифовать. Одна дурная литераторша из Гродно мне читала совершенно дебильный стих про Бен Ладена. Я сказал, что стих плохой с точки зрения техники, на уровне «ботинки — полуботинки». Она мне начала доказывать, что стихи — это что-то божественное, их править — грех. Я её к чёрту послал, чего спорить. Вот поэтому вас и не печатают, уважаемые поэты-от-бога.

А ещё пошла мода калякать верлибры. Не писать — а именно калякать. Каждый бесталанный виршеписец уверен, что уж хороший верлибр-то он напишет. Хороший верлибр написать в 100 раз труднее, чем рифмованное размерное стихотворение! За слогом и рифмой мы можем скрыть любые огрехи смысла, любой бред. А в верлибре не должно быть ничего лишнего, ни одного слова. А херовых верлибристов в поэтической среде чуть ли не 60% от всех поэтов. И в основном женщины. И спрашиваешь такую: а вы с рифмой работаете? А она: «А зачем? Я не считаю рифму нужной! Она меня ограничивает! Она не даёт пространства моему полёту фантазии! ». Угу. Жопа — друг человека. Полёт фантазии. Да не может писать верлибры человек, не умеющий работать с рифмой! Рифма и слог — это основа, камни преткновения. Вы думаете, Малевич только чёрные и красные квадраты рисовал? А вы его реалистические портреты видели? Да всякие там Никасы Софроновы обкакаются так написать!
Посему. Научитесь писать стихи. А потом уже выбирайте форму. Хоть верлибры, хоть муссадасы, хоть визуальную поэзию.

Почему-то поэты думают, что поэзии не нужно учиться и не нужно в ней практиковаться. Шульговский, великий человек, в 1914 году писал, что архитекторов по 10 лет учат дома строить, а ткачей по 5 лет ковры ткать. А что, поэзия проще? Ей типа учиться не надо, написал и офигел? Надо. Кстати, шикарным способом овладеть виртуозной техникой является комбинаторика. Человек, могущий написать складный пословный абецедарий или акростих, или ропалический стих — уже ничего не боится.

Странно, но бездарные поэты неплохо читают свои стихи. Потому что я часто слышу, как какой-нибудь сказочный идиот оправдывает никчемность своих стихов тем, что «их на бумажке читать нельзя, их я должен декламировать». Это бред. Поэзия — изначально литературный жанр. Не песенно-музыкальный. Она изначально должна доходить до сознания читателя с листа. Исполнение поэзии — это важно, но всё же вторично.
Хорошие поэты редко хорошо читают свои стихи. Это всегда — и Бродский, и Рождественский, и Евтушенко читали/ют стихи плохо. Бродский вообще ужасно читал. Читать стихи нужно не в себя. Их нужно изливать в зал, нужно чеканить слова, нужно играть подобно актёру, громко и ясно, ведь даже шёпот с театральной сцены слышат последние ряды, не так ли? Реально я знаю опять же 3-4 поэтов хорошего уровня, умеющих читать свои стихи для зала, а не в одно место.

Короче, далее следует хвала. Из классиков следует читать всё. Следует читать Беллу Ахмадуллину, Анну Ахматову, Константина Бальмонта, Александра Блока, Иосифа Бродского, Валерия Брюсова, Ивана Бунина, Николая Гумилёва, Гаврилу Державина, Евгения Евтушенко, Сергея Есенина, Николая Заболоцкого, Георгия Иванова, Алексея Кольцова, Ивана Крылова, Михаила Лермонтова, Аполлона Майкова, Осипа Мандельштама, Самуила Маршака, Владимира Маяковского, Николая Некрасова, Александра Пушкина, Роберта Рождественского, Николая Рубцова, Кондратия Рылеева, Михаила Светлова, Игоря Северянина, Фёдора Сологуба, Александра Твардовского, Фёдора Тютчева, Афанасия Фета, Марину Цветаеву, Корнея Чуковского, Георгия Шенгели.
Комбинаторику тоже нужно читать, безусловно. Того же Валерия Брюсова, и Велимира Хлебникова, Дмитрия Авалиани, Глеба Седельникова, Бориса Гринберга, Ивана Рукавишникова.
Читайте современных поэтов — Владимира Вишневского, Игоря Губермана, того же Григория Остера. Вы думаете, «Вредные советы» – это прикол? Это шикарные белые стихи (серьёзные стихи у него тоже прекрасные). Или Андрея Белянина, Владимира Высоцкого, Александра Галича, Вилли Мельникова, Константина Арбенина, Дмитрия Растаева. Александра Баля, Олега Медведева, Ольгу Чикину и Михаила Щербакова слушайте.
Да и в Живом Журнале немало людей, у которых есть что почитать и чему поучиться. Это Аля Кудряшева, Дмитрий Якимов, Вера Полозкова, Дана Сидерос, Александр Габриэль и другие.

Известное настенное четверостишие Игоря Губермана принимает в последнее время угрожающе верное пророческое значение.

Писать на стенках туалета,
Увы, друзья — немудрено.
Среди говна вы все — поэты.
Среди поэтов — все говно.

Дай Бог, чтобы было иначе.

БЕСЕДЫ О ПЛАГИАТЕ

Иногда я слышу или читаю о себе: «ой, это похоже на Бутусова (Медведева, Щербакова, Кудряшеву, Полозкову, Бродского, Чикину, Бардина, нужное подчеркнуть)». Да, впрочем, я и сам порой подмечаю в произведениях — музыкальных или стихотворных — других поэтов или бардов мотивы известных мне произведений. И тоже делаю подобного рода наблюдения или замечания.
Но на самом-то деле всё это чушь. Это совсем не плохо, если стихотворение или песня на что-то похожи. Гораздо хуже, если они ни на что не похожи.
Есть такая абсолютно кретинская точка зрения: чтобы быть оригинальным, не нужно никого слушать и читать — тогда тебя даже не потянет на плагиат. И тогда ты будешь уникален в своём роде. Возникает некая дилемма — хочется ли быть оригинальным говном (так как «поэты-в-себе», ничего, кроме себя, не читающие, ничего, кроме говна, и написать не могут, простите), либо немножко вторичным, но всё-таки заслуживающим внимания. Мне кажется — второе.
Дело в том, что если у вас получится писать в стиле Бродского (не дотягивая до него, конечно, это неоспоримо), или в стиле Медведева (тоже — почти), или в стиле Щербакова (почти), по меньшей мере, если вы к этому стремитесь, то изначально плагиатные вещи со временем перерастут во что-то ваше, оригинальное, собственное. Аллюзии с тем или иным известным автором отойдут в прошлое. Техника, позаимствованная изначально, изменится, но качество её не упадёт. Все мы на чём-то учимся. Ребёнок сначала копирует непонятные значки, а потом сам пишет буквы. Любой художник сначала рисует с натуры или перерисовывает с другой картины, а потом уже может позволить себе искать сюжеты в собственной голове. Так и поэт — чтобы научиться писать своё, нужно уметь подражать. Главное, не завязнуть в подражании.
Если брать конкретно меня, то за последнее время я научился писать «в строчку». До недавнего времени я даже не представлял себе, что так можно писать. Но, открыв такой метод, я помучился, и — стало получаться. Это не значит, что я бросаю писать в столбик. Это значит, что я научился приёму, которым раньше пользоваться не умел. И в случае необходимости я смогу так написать (господибожемой, видели бы вы, что из себя представлял первый опыт — такая чушь! ).
Кому я подражал в написании стихов и песен — мне не стыдно перечислить. Это не обязательно мои любимые поэты/авторы. Просто это люди, оказавшие на меня влияние. Олег Медведев, Иосиф Бродский, Марина Цветаева, Егор Летов, Илья Кормильцев, Вячеслав Бутусов, Михаил Щербаков, Константин Арбенин, Дмитрий Быков, Маргарита Пушкина, Аля Кудряшева, Вера Полозкова, Александр Щербина, Николай Гумилёв, группа «Красные звёзды», Ольга Чикина, Вилли Мельников, Анастасия Винокурова, Сергей Калугин и кто-то ещё, не буду мучительно вспоминать.
Посему: плагиатьте на здоровье! Это не просто можно. Это нужно. Только не слишком заигрывайтесь с этим: можно случайно забыть о том, что изначальная цель невольного плагиата — это самосовершенствование.

СКАЗКА О РАЗВЯЗКЕ

В этой статье я не стал приводить примеры стихотворений прямо в тексте, так как их слишком много как по количеству, так и по объёму. Тем не менее, статья снабжена множеством ссылок, по которым нужно обращаться, чтобы ознакомиться с соответствующими примерами.

На самом-то деле, в стихотворении стопроцентно действует тот же закон, что и в прозаическом произведении: завязка, кульминация, развязка. Если поэт думает, что стихотворение — это описательная забава, он очень сильно заблуждается. Концовка должна быть... Впрочем, можно сказать, что «концовка никому и ничего не должна». Но нет: должна. И поэзия должна.
Итак, концовка должна логически завершать стихотворение. Оборванность концовки оставляет у читателя ощущение незавершённости и уничижает впечатление от стихотворного произведения. Он не всегда — ударная, не всегда в ней присутствует какой-то трагический облом или мораль. Но окружность должна быть доведена до конца. В строке должна стоять точка.
Мне нередко присылают на рецензию стихи. Я их всегда с удовольствием рецензирую — дословно, построчно. Многие самодовольные и при этом малоталантливые поэты (если не сказать бездарные) пишут стихи, не имеющие никакой ценности хотя бы по той причине, что в их произведениях просто нет никакой линии. Как писал Леонид Каганов в своей шедевральной статье «Вредные советы поэтам», «Hикогда не вносите в стихотворение сюжет — пишите просто как натюрморт, никакого действия не должно происходить. Куплеты должны легко меняться местами, и если даже часть из них вдруг потеряется, то этого никто не должен заметить». Самым страшным является то, что в стёбе Каганова есть огромная доля правды: так и пишут. Пишут натюрморт. А если даже есть какое-то подобие линии, то она завершается жопой. То есть дыркой, в которую проваливается читатель.
Вообще, я очень рекомендую всем, кто ещё не читал, почитать «Вредные советы поэтам» от Каганова. Это одна из лучших статей, написанных о поэзии за последние три десятка лет.
Но вернусь к теме. В качестве примеров я буду приводить только ЖЖ-поэтов, чтобы не отклоняться от избранной линии.
Пример мастерских сюжетных линий и развязок в частности — это, конечно, неоднократно поминаемая Аля Кудряшева.
Первый вариант. Вот в этом или в этом стихотворении у Изюбря сюжет приходит к кольцу, завершаясь тем же, чем и начинается. Это, кстати, классный приём, пусть и не очень сложный. Закольцованность сюжета используется часто в музыке, когда начальная тема повторяется в финале. Искусство поэта — привести к началу так, чтобы это не было банальным повтором, но приходило само, логически. Стильный вариант закольцованного окончания можно встретить у Кристины Эбауэр вот здесь.
Другой вариант — это ударная концовка, которая подытоживает всё стихотворение. От таких концовок — мурашки по коже. Например, вот здесь, здесь, здесь, здесь и — в наибольшей степени — здесь. Сделать подобную концовку чуть сложнее, чем закольцевать, но зато это более эффектный вариант, который встречается чаще. У Изюбря большинство стихотворений написаны именно с таким окончанием. В общем-то, можно привести немало примеров и из Веры Полозковой. Например, тут, тут (даже мат — к месту) или тут, и, конечно, тут. С другой стороны, у Верочки немало проходных стихотворений, что обусловлено, верно, плодовитостью. Впрочем, даже проходные — сделаны очень даже замечательно. Наиважнейшую роль ударное окончание играет, безусловно, в маленьких стихах, гариках, четверостишиях. У Веры Полозковой, например, это, это или это, а у Натальи Моисеевой — вот это. Найти такие вещи можно и в полупрозе-полупоэзии Кирилла Левича — здесь. Примеры из себя любимого — «Письмо», «В ожидании», «Эйр Америка», «Волчица» или даже из старого – «Питеру».
Третий вариант — это...даже не знаю, как это охарактеризовать. Просто как будто всё стихотворение — о другом. Читаешь, а в конце понимаешь, о чём читал. Кстати, в прозе такое наблюдается в блестящем романе Марины и Сергея Дяченко «Варан». У Изюбря это можно поймать вот тут.
В любом случае — количество вариаций не ограничено ничем. Я рассудил и разложил по полочкам исключительно со своей колокольни. Поэтому не стоит «подгонять» свои стихи под какую-то определённую раскладку концовки — как получится. Главное — чтобы развязка была.
Но хватит об хорошем. Маленький абзац про плохое вставить всё-таки надо. Обидно, когда изначально довольно сильное стихотворение испорчено никакой концовкой, натянутой, можно сказать. Не в обиду будет сказано, но такое впечатление произвело на меня, например, вот это и это (хотя оно очень даже замечательное) стихотворения Анны Маркиной, вот это Натальи Моисеевой или это Кристины Эбауэр.
С моей точки зрения, когда пишешь стихотворение, нужно отталкиваться от концовки. То есть начал, прёт тебя, пишется как на духу, но при этом нужно уже думать, к чему идёт этот поток сознания. Потому что частенько получается, что он приводит в никуда, в пустоту, и приходится вымучивать концовку, во много раз более слабую, чем она могла бы быть.
На этом я заканчиваю. В этой статье нет развязки. Да, собственно, она и не нужна.

UPD: Если ссылки на чьи-либо стихотворения не работают (к примеру, из-за удаления ЖЖ автора), для ознакомления с ними в контексте данной статьи необходимо скачать раздел «Дополнительные статьи о стихосложении» в формате Word. В этом документе стихи приведены целиком непосредственно в тексте статьи.

МАТ В ПОЭЗИИ: К МЕСТУ И НЕ ТОЛЬКО

Больной темой для многих поэтов и критиков является мат. Можно ли использовать его в поэзии? Если да, то в какой ситуации? Если нет, то почему? Я решил порассуждать на эту тему, продолжая тем самым серию аналитических статей о поэзии в целом и о сомнительных её аспектах в частности.
ВНИМАНИЕ! В этой статье изобилует нецензурная лексика!

Если грубо обобщать, то моя точка зрения очень проста: мат — это, в общем, такая же часть русского языка, как любое другое слово. Соответственно, употреблять его можно только к месту. Например, слово «монитор» (или любое другое) мы употребляем там, где этого требует смысл предложения («Монитор заляпан какой-то гадостью»), а не там, где мы хотим («Я шёл по монитор улице и кушал плюшку монитор»). С матом — та же ситуация. Если я хочу подчеркнуть абсолютную, превосходную степень безвыходности ситуации, я говорю: «Всё, это полный пиздец». Потому что «пиздец» — это гораздо более ударное слово, чем «хана», «конец» и «пипец». Если же человек употребляет мат в качестве замены нормальных слов — это неправильно и некультурно («Пиздую я, бля, по улице, и хуею: такая опиздененная блядь стоит!..»). Поэтому мы воздержимся в дальнейшем от подобных цитат.
Теперь перейдём непосредственно к поэзии. Мат в поэзии, точно так же, как и в обыденной речи, должен употребяться только к месту. Вопрос в том, где это самое место. Где грань.
Примеры матерных выражений, употребляемых не к месту, встретить очень легко. В своё время, когда я искал хороших ЖЖ-поэтов, мне рекомендовали много имён. Некоторые рекомендации мне понравились, некоторые не очень, а некоторые вызвали настоящее отвращение. В частности, господин Superturbo вызвал у меня стойкое ощущение того, что человек писать не умеет, не умеет ставить знаки препинания и пользоваться грамотным языком, и поэтому через каждые два слова вставляет тупой мат, не имеющий ни малейшей смысловой нагрузки. Никаких примеров из него я приводить не буду, потому что это не стоит того. Немножко другое, но сходное ощущение у меня вызвал Денис Яцутко. В этом случае человек умеет писать, но вставляет совершенно беспочвенный мат, например, вот здесь. Опять же, выводить его шедевры сюда не буду.
Теперь, собственно, о полезном, пусть и не об очень хорошем. В некоторых случаях мат не только уместен, но даже нужен. Разберём такие ситуации на конкретных примерах.

Пример 1. Игра слов. Евгений Лукин. «Лирическая пронзительная»

Бьет меня жизнь, что оглобля,
или пластает, что сабля, —
ежели мне тяжело, бля,
я убегаю в леса, бля.
Hе для киношного дубля
с поезда слез — и бpеду, бля.
И вместо плача да вопля
тихо шепчу: «Hичего, бля...»

Взмоет из заpослей цапля —
хоть на полотна Констебля.
Я побледнею с лица, бля,
и поpажусь кpасоте, бля.
Hе для киношного дубля
мимо болотца бpеду, бля.
И вместо плача да вопля
попpосту думаю: «Во, бля...»

Hежные кpоны колебля,
мягкие лужицы зыбля,
ветеp плеснет по земле, бля,
свежестью пеpвой гpозы, бля.
Hе для киношного дубля
чеpез опушку бpеду, бля.
Hо пpогpемлю до Гpенобля,
ежели снять для кино, бля.

В данном стихотворении блестящая игра слов полностью стирает негативное влияние матерного «бля». Оно выглядит именно игрушкой, мастерским подбором рифм, печальным и одновременно смешным. Стихотворение Лукина стоит на грани комбинаторной поэзии, при этом будучи совершенно замечательным с точки зрения классической техники. Использование мата в качестве игрового инструмента ограничено, как ни крути. В качестве ещё одного примера могу привести очень меня рассмешивший палиндром Бориса Гринберга: «Вымой ухи, хуй омыв». Палиндром, во-первых, достаточно сложный жанр, который позволяет использовать практически любые средства для достижения технического совершенства, а, во-вторых, данный конкретный палиндром и в самом деле смешной

Пример 2. Крик души. Вторым случаем уместности мата является тот самый случай, о котором шла речь в начале статьи. То есть когда мат служит выразительным средством, от которого не уйдёшь. Которое подчёркивает, усиливает эффект стихотворения. Пример из Веры Полозковой, «Про любовь»:

Морозно, и наглухо заперты двери.
В колонках тихонько играет Стэн Гетц.
В начале восьмого, по пятницам, к Вере,
Безмолвный и полный, приходит пиздец.

Друзья оседают по барам и скверам
И греются крепким, поскольку зима.
И только пиздец остается ей верным.
И в целом, она это ценит весьма.

Особо рассчитывать не на что, лёжа
В кровати с чугунной башкою, и здесь,
Похоже, все честно: у Оли Серёжа,
У Кати Виталик, у Веры пиздец.

У Веры характер и профиль повстанца.
И пламенный взор, и большой аппетит.
Он ждёт, что она ему скажет «Останься»,
Обнимет и даже чайку вскипятит.

Но Вера лежит, не встает и не режет
На кухне желанной колбаски ему.
Зубами скрипит. Он приходит на скрежет.
По пятницам. Полный. И сразу всему.

В стихотворении блестяще обыгрывается устойчивое выражение «полный пиздец», которое тут просто за душу берёт, не правда ли? Тут никакое другое слово даже и не употребишь. Так надо: по пятницам, полный и сразу всему.
Другим примером, опять же, из Полозковой, является вот это:

Тяжело всю жизнь себя на себе нести.
За уши доставать из себя, как зайца.
От ощущения собственной невъебенности
Иногда аж глаза слезятся.

Тут присутствует небольшой элемент первого обоснования уместности мата — остроумное его использование. Помимо прочего, слово «невъебенность» — это что-то объёмное, огромное, гораздо больше чем «мощь», например. Собственное, именно из Веры Полозковой можно привести ещё несколько подобных примеров, где искренность и уместность употребления нецензурных выражений перевешивает весь исходящий от них негатив.

Пример 3. Техническое употребление. Случается так, что в стихотворении не хватает слога. Юный и неумелый поэт в таком случае впихивает в стихотворение частицу «уж», например, или ещё какое-нибудь мусорное слово. Поэт же высокого уровня может позволить себе употребить и какое-нибудь разговорно-нецензурное словечко, если оно, конечно, вписывается в стихотворение с точки зрения смысла и стиля.
К сожалению, я не сумел найти именно мат, используемый в такой ситуации. Но пример умелого употребления не мата, а просто вульгаризмов легко найти у Олега Медведева, песня «Красные сапоги»:

А я молодец, блин, я кончил свою тоску,
Хоть сам уже думал, что развалился в хлам,
Как пьяный казак, блин, ой шашкою на скаку,
Как пьяный казак, блин, с маху да пополам.
Я Лаокоон, блин, в серых узлах дорог,
А я выпью еще, блин, — сделаюсь сыт и пьян,
Так молния с неба ёкнула в бугорок,
Так кончились песни — можно порвать баян.

Здесь вульгарное «блин» подчёркивает фольклорный элемент в песне и заполняет размерную дырку в строке. Кстати, у Медведева мат встречается раза два, кажется, или три (не считая...хм...не будем о весёлом: )), и один из них — в качестве цитаты:

Ввалившись в прокуренное зимовье, рычал из спутанной бороды,
Что смысла не было, бля, не было, туды-растуды.

Здесь слово «бля» и затыкает дыру в строке, и подчёркивает «цитату», слова героя после вваливания в прокуренное зимовье с мороза.

Пример 4. Хм... Просто смехахаханьки. Очень редко бывает так, что читаешь матерное стихотворение, а оно — смешное. Потому что матерное. Просто смешное, и всё. Иногда остроумное, иногда нет. Но радует.
Как пример подобного — вот стихотворение Игоря Вишнякова, над которым я долго смеялся (над стихотворением, конечно). Только читайте по порядку, вдумчиво, с начала до конца, медле-е-енно.

Ебутся собаки,
Ебутся коты,
Ебутся макаки,
Ебутся кроты,
Ебутся пингвины,
Ебутся слоны,
Ебутся удавы
Различной длины,
Ебутся деревья,
Ебутся цветы,
Ебутся коряги,
Ебутся кусты,
Ебутся машины,
Ебутся дома,
И мыши Ебутся
В пустых закромах,
Ебутся шофёры,
Ебутся ткачи,
Ебутся шахтёры
И злые врачи,
Ебутся эстонцы,
Ебутся испанцы,
И даже ебутся
А-Американцы,
Ебутся детали,
Ебутся запчасти,
Ебутся все органы
Тела и власти,
Ебется планета
И весь небосвод
А Я НЕ ЕБАЛСЯ УЖЕ ЦЕЛЫЙ ГОД!!!

Не знаю, как вам, а мне было смешно. Называется, писал человек «из наболевшего»

Вот, наверное, и всё. Тупо вставить слово «хуй» в песню легко. Слово маленькое, где угодно можно разместить. А вот разместить его так, чтобы оно несло какую-никакую смысловую нагрузку и не было чужеродным элементом, чтобы веселило, а не раздражало — это ещё нужно постараться.

Поэтому: не умеете — не материтесь, господа и дамы Если же кому-то что-то не нравится, милости прошу сюда.

ЗНАКИ-ПРЕПИНАКИ

У многих современных поэтов есть одна болезнь: нежелание ставить знаки препинания в связи с неумением их ставить. А ведь знаки препинания — это такие же полноправные участники языкового процесса, как и буквы. Без них текст выглядит убого и голо. Почему-то в прозе знаки препинания ставятся всегда. Все писатели — от классиков Тургенева или Толстого до нелюбимых мной модернистов типа Сорокина; от фантастов Лукьяненко или Олди до авторов попсовых детективов вроде Устиновой — все ставят знаки препинания. И ставят их, чёрт побери, грамотно. Даже если это делается не самим писателем, это делается корректором. И вот тут я не понимаю, почему в поэзии, которая является не менее важным литературным слоем, чем проза, многие не считают необходимым опуститься до синтаксической составляющей.
Первая и основная причина необходимости расстановки знаков препинания — это упрощение прочтения и понимания. Именно так. Стихотворение, грамотное с позиции синтаксиса, читается гораздо легче. Читатель знает, где необходима пауза, где следует какое-то перечисление, где заканчивается фраза или какая-либо логическая часть стихотворения. Для декламации знаки препинания — это вообще незаменимая вещь. Чтец гораздо глубже может проанализировать грамотное стихотворение для лучшей декламации.
В последнее время широко распространилась методика написания стихотворений «в строчку». Очень многие сильные поэты пишут именно таким образом. Это многократно мной рекламируемые Аля Кудряшева, Вера Полозкова, Кристина Эбауэр. Некоторые приходят к такой методике стихосложения со временем, например, Анастасия Винокурова, да и я сам. Главное — не забыть, что стихи пишутся ещё и «в столбик» Поэты старшего поколения редко обращаются к такой методике, но весьма близко к ней лежит поэзия, например, Геннадия Жукова («Речитатив для дудки»). Хотя вопрос не в этом. Если при написании «в столбик» естественные паузы ещё кое-как создаются разрывами строк, то при написании «в строчку» они сглаживаются, и знаки препинания становятся единственными помощниками читателя.
В своём собственном творчестве я дважды счёл необходимым обойтись без знаков препинания. Один раз — в стихотворении «Молчание», где отсутствие знаков препинания преследует конкретную цель. Мне показалось правильным исполнение этого стихотворения монотонным речитативом с паузами лишь в конце строк, безо всяких эмоций. Из этого можно вывести один постулат.
Мы имеем право опустить знаки препинания, если хотим подчеркнуть монотонность и безэмоциональность произведения для декламатора.
В другой раз я обошёлся без знаков препинания в более свежей песне «Мясная машина», написанной по произведениям Владимира Сорокина и вызвавшей в своё время резонанс среди поклонников его творчества. Опять же, в «Мясной машине» я преследовал цели демонстрации бессмысленности, монотонности всего происходящего.
2/400, то есть порядка 0, 5% — вот и всё отсутствие синтаксиса во мне любимом. И, по-моему, это нормальный процент. Крайне редко получается стихотворение, в котором отсутствие синтаксиса призвано что-то подчеркнуть.
Самые глупые оправдания, которое придумывают молодые (и не очень молодые) поэты дабы оправдать отсутствие запятых и точек:
— «я вышел за рамки знаков препинаний! » = я не умею их ставить
— «они меня ограничивают! » = я не умею их ставить
— «я не считаю их необходимыми! » = я не умею их ставить
— «я не умею их ставить...» — это хотя бы честно, но оправдание так себе: нужно учиться писать грамотно. Lingva latina non penis canina est.
Есть ещё один странный предлог. Люди говорят: «Мои стихи гораздо лучше выглядят без знаков препинания, чем с ними». Ответ на это — один-единственный. Если вы говорите так, значит вы — хреновый поэт, и не стоит больше заниматься графоманией. Знаки препинания могут только улучшить стихотворение. Если они его ухудшают, значит, они сами по себе лучше, чем ваш опус. А уж если знаки препинания лучше вашего опуса, то я представляю себе, что там за опус...
Кстати, всё это касается ещё одного параметра — заглавных букв. В поэзии заглавные буквы должны быть обязательно в начале каждого предложения, то есть после точек, восклицательных и вопросительных знаков, многоточий и т.д. Там же, где и в прозе. Если вы пишете не в строчку, лучше всего сделать заглавными буквы в начале каждой строки, опять же, это соответствует неким сложившимся нормам поэзии. Впрочем, последнее не обязательно: к примеру, Бродский обходился без этого. Если же вы по каким-то причинам решили обойтись без знаков препинания, заглавные буквы просто обязательны, чтобы хоть как-то разграничить фразы.

Вот и всё. Это были просто мысли, связанные с присылаемыми мне на рецензирование стихами.

ПОЭЗИЯ С РЕЛИГИОЗНЫМ УКЛОНОМ

О ПЛОХОМ.
Эх, чёрт побери, графоманы плодятся как грибы. И каждый, подчёркиваю, каждый хреновый поэт считает своим святым долгом написать как минимум 3 стихотворения на религиозную тематику. Особо хреновые поэты стараются написать не менее 20 подобных стихотворений. При этом я не ругаю саму тему: тема интересна и широка, на неё можно столько написать, что ого-го, но, тем не менее, большая часть поэтов ограничивается бессмысленным пересказом Библии и иже с ними.
Иногда подобные господа и дамы присылают мне на рецензию стихи. Я им пишу: хреново, Гадя Петрович Хренова чистой воды. Потому что это за 2000 лет до вас написали, ничего нового вы не придумали. А они начинают спорить, причём самым основным аргументом в споре является: «ты не понимаешь Библию, ты не читал Библию, ты агностик» и так далее. Что ж. Я читал Библию. Которую вышеупомянутые поэты не писали. Я сужу не Библию, которую судить не имею ни малейшего права, а их опусы, которые имеют отношение в первую очередь к плохой поэзии.
Итак, плохие религиозные стихи делятся на три группы. Если ваше стихотворение по всем параметрам попадает в одну из этих групп, лучше спрячьте его подальше и не показывайте никому: у вас вышла лажа.
1) Пересказ Библии. Самая распространённая группа. Огромное количество молодых виршеписцев просто читает Библию и зарифмовывает отдельные сюжеты из неё. Это сделано столько тысяч раз, что уже не сосчитаешь. Лучше от этого никому не становится. Это называется: воображение туговато работает, взял готовый сюжет, налепил рифм, обычно примитивных, вот и вышел человечек.
2) Мне было плохо, но я познакомился с Иисусом и мне стало хорошо. Второй по распространённости сюжет отвратительного стихотворения на тему религии. Этот сюжет был распространён даже во времена Пушкина, но тогда он был по меньшей мере свеж и оригинален. Теперь он избит, истерзан толпами бумагомарак и всячески изувечен множеством корявых рифм и ритмов. Он немножко варьируется: герою может стать хорошо не только после того, как он знакомится с Иисусом. Он может прийти в церковь, прочитать Библию, познать откровение и иже с ними. В итоге всё обычно сводится к морали: придите в церковь, и будет вам счастье. Это всё, конечно, верно, но какого фига рассусоливать это на стихотворения?.. Есть ещё вариации более общего характера: «как плохо без Бога, как хорошо с ним».
3) Философские рассуждения на Библейские темы. Самая страшная категория. Ладно, если человек умный. Но чаще всего на подобные темы пытаются писать...хм... не обременённые общей эрудицией люди. Выходит просто ужас. Заканчиваются обычно такие вещи моралью: не убий, не укради, ходи в церковь, не прелюбодействуй.
Есть ещё такая фишка. Все поэты подобного религиозного склада старательно пишут с большой буквы всё, что хоть задней ногой касается религии. Слова «богоугодный», «ангелы», «церковный», даже «подаяние» или «паперть». Доказать им, что с большой буквы пишется совсем немного слов, невозможно. Объяснить, что слово «Бог» пишется с большой буквы только когда имеется в виду конкретный христианский Бог-отец, тоже нереально. И так далее. Ну, это просто меня смешит и не более.

О ХОРОШЕМ.
Но ведь можно, как ни странно, написать великолепные вещи на божественные темы. Просто великолепные. Вещи, которые не укладываются в каноны, которые не подгоняются под штамп. Которые заставляют думать. Их нельзя систематизировать. Их можно просто читать.
Как пример, во многих стихотворениях Али Кудряшевой мелькает Бог. Но как мелькает! Он везде, везде к месту, везде он гармоничен, как и должен быть. Ну например, «...Господь не то чтобы сжал ладони — он просто пальцами шевельнул...», или «...ты играй, Господи, в шахматы и нарды...».
В данных примерах это именно цитаты, элементы, встроенные в стихотворение, но есть и целиком написанные на тему Бога, Иисуса, Распятия стихи, которые никак не банальны, но великолепны. Приведу здесь несколько примеров (за точность не ручаюсь: есть много вариаций данных стихотворений):

Дмитрий Растаев. Давайте придумаем нового Бога…

Давайте придумаем нового Бога.
Ах, нового Бога? Давайте-давайте.
Он будет небрит и упрям, как тренога,
в простёганном солью квадратном халате.

Он сядет к костру, сигаретку раскурит
и раненым пальцем укажет на солнце.
«Веди! » — завопит изувеченный улей
и станет богаче на тридцать червонцев.

А это так просто: уластит, заманит
и льдом поцелуя отбросит на цепи,
где нет ни креста, ни садов Гефсимани —
лишь лес, лишь костёр, лишь хронический пепел.

...он будет распят на обычной березе,
у тысячи родин до срока отобран,
на самом суровом славянском морозе
стеклянными станут священные рёбра.

⇐ Предыдущая567891011121314Следующая ⇒

Поделиться: