Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Глава 2. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ЦАРСТВОВАНИЯ ЛЮДОВИКА ЧЕТЫРНАДЦАТОГО
Утром во дворце все узнали о смерти кардинала, затем новость распространилась по городу. Министры — Фуке, Лион и Летелье — собрались в зале заседаний на совет. Король тотчас позвал их. — Господа, — сказал он, — при жизни кардинала я позволял ему управлять моими делами; теперь я намереваюсь сам заниматься ими. Вы будете давать мне советы, когда я попрошу их у вас. Можете идти! Министры переглянулись с изумлением, едва скрыв улыбку: они знали, что Людовик XIV, воспитанный в полном неведении, что такое управлять государством, из самолюбия берет на себя совершенно непосильное бремя. Фуке простился с товарищами на лестнице и сказал им: — Нам же лучше, господа, — меньше забот. И он весело сел в карету. Остальные, слегка обеспокоенные таким оборотом дела, вернулись в Париж. В десять часов король прошел к матери и имел с нею тайное совещание; потом, пообедав, сел в закрытую карету и поехал прямо в Лувр. Тут он принял множество придворных и с удовольствием отметил общее смущение и любопытство. Вечером он приказал запереть все входы в Лувр, кроме входа с набережной. Тут он поставил караул из двухсот швейцарцев, которые ни слова не знали по‑французски; им приказано было пропустить только сундуки и никого не выпускать. Ровно в одиннадцать под сводами послышался тяжелый стук повозки, потом — другой, наконец — третьей. Затем раздался гул захлопнувшейся решетки. Вскоре кто‑то поцарапался в дверь королевского кабинета. Король сам отпер дверь и увидел Кольбера, сказавшего только: — Деньги в погребе вашего величества. Людовик спустился в подземелье, ключ от которого еще утром передал Кольберу, и осмотрел бочонки с золотом и серебром, перенесенные туда людьми, преданными Кольберу. После этого Людовик вернулся в кабинет в сопровождении Кольбера. Последний был так же холоден, ни малейший проблеск удовлетворения не нарушал его невозмутимого равнодушия. — Сударь, — сказал король, — какой награды желаете вы за такую преданность и честность? — Никакой, ваше величество. — Как, никакой? Вы не желаете даже получить должность? — Если ваше величество и не дадите мне должности, я все равно буду служить вам. Я буду лучшим слугой короля. — Вы будете интендантом финансов. — Но ведь уже есть суперинтендант, и он самое могущественное лицо в королевстве. — О, — воскликнул Людовик, покраснев, — вы так думаете? — Он раздавит меня в одну неделю, государь. Ваше величество поручает мне контроль, для которого надо иметь силу; а что значит интендант рядом с суперинтендантом? — Вы хотите иметь поддержку… Значит, вы не полагаетесь на меня? — Я уже имел честь сказать вашему величеству, что при кардинале Мазарини господин Фуке был вторым лицом в королевстве; теперь Мазарини умер, и господин Фуке стал первым. — Сударь, сегодня вы можете говорить мне все, что хотите; но не забывайте, что завтра я этого уже не потерплю. — Значит, я не буду нужен вашему величеству? — Вы уже и теперь не нужны, потому что боитесь служить мне. — Я боюсь только того, что мне помешают служить вам. — Так чего же вы хотите? — Прошу ваше величество назначить мне помощников по интендантству. — Но тогда должность потеряет значение. — Зато станет безопасной. — Выбирайте. — Я прошу Бретейля, Марена и Эрвара. — Завтра они будут назначены. — Благодарю вас, государь! — И это все, о чем вы просите? — Осмелюсь еще просить… — Чего? — Позвольте мне созвать судебную палату. — Зачем? — Для суда над чиновниками, которые за последние десять лет позволяли себе злоупотребления. — Но… что же с ними сделают? — Троих повесят; остальные во всем сознаются. — Но я не могу начинать моего царствования с казней, господин Кольбер. — Лучше начать, чем кончить казнями, ваше величество. Король не ответил. — Ваше величество согласны со мною? — спросил Кольбер. — Я подумаю. — Тогда будет уже поздно. — Почему? — Потому что, если эти люди будут предупреждены, они окажутся гораздо сильнее нас. — Созовите судебную палату. — Не замедлю. — Теперь все? — Нет, государь; еще одно важное обстоятельство… Какие права присвоит ваше величество этому интендантству? — Но… я не знаю… есть же обычные… — Ваше величество, мне нужно иметь право читать переписку с Англией. — Это невозможно. Английские депеши распечатываются в совете, так было и при кардинале. — Мне казалось, ваше величество объявили сегодня утром, что совета больше не будет. — Да, объявил. — В таком случае пусть ваше величество читает лично письма, получаемые из Англии. Я убедительно прошу об этом. — Хорошо, вы будете получать их и докладывать мне. — Позвольте еще спросить ваше величество: что же делать мне по финансовой части? — Все, чего не сделает господин Фуке. — Это я и хотел знать. Благодарю, ваше величество, я ухожу успокоенный. С этими словами он вышел, провожаемый взором Людовика. Не успел Кольбер отойти и на сто шагов от Лувра, как прибыл курьер из Англии. Король поспешно распечатал пакет и увидел письмо от короля Карла II. Вот что английский монарх писал своему царственному брату:
«Ваше величество, без сомнения, встревожены болезнью кардинала Мазарини; но самая опасность ее может быть вам только полезна. Доктор осудил кардинала на смерть. Благодарю ваше величество за благоприятный ответ на мое предложение о сестре моей, леди Генриетте Стюарт; через неделю принцесса выедет в Париж со своею свитою. Меня трогает ваше родственное расположение, и я рад, что с еще большим правом могу теперь назвать вас братом. Особенно рад случаю доказать вашему величеству, насколько я внимателен ко всему, что представляет важность для вас. Вы тайно укрепляете Бель‑Иль. Напрасно. Никогда между нами не будет войны. Меры, принимаемые вами, не беспокоят, а печалят меня… Вы тратите миллионы безо всякой пользы; скажите об этом своим министрам и поверьте, что моя полиция имеет самые точные сведения. Оказывайте мне, брат мой, подобные же услуги, когда представится случай».
Король сердито позвонил, появился камердинер. — Господин Кольбер сейчас вышел отсюда, верно, он еще недалеко. Позвать его! Камердинер хотел исполнить приказание, но король остановил его. «Нет, — сказал он себе, — не нужно… — я вижу все замыслы этого человека. Бель‑Иль принадлежит господину Фуке; Бель‑Иль укрепляется, значит, Фуке составил заговор… Раскрытие заговора влечет за собой гибель суперинтенданта; английские письма разоблачают заговорщиков; вот почему Кольбер непременно хотел иметь в своих руках переписку с Англией… Однако не могу же я опираться только на этого человека: он лишь голова, а мне нужна еще рука». Вдруг Людовик радостно вскрикнул. — У меня был лейтенант мушкетеров! — сказал он камердинеру. — Да, ваше величество, господин д'Артаньян. — Он вышел в отставку? — Точно так, ваше величество. — Непременно отыскать его, чтобы он явился ко мне завтра утром, когда я встану. Камердинер поклонился и вышел. — У меня в погребах тринадцать миллионов, — сказал Людовик. — Кольбер будет распоряжаться моей казной, д'Артаньян — моей шпагой. Я в самом деле король!
Глава 3. СТРАСТЬ
В день своего прибытия в Париж Атос, как мы уже видели, проехал из королевского дворца к себе домой, на улицу Сент‑Оноре. Там ждал его виконт де Бражелон, беседуя с Гримо. Разговаривать со старым слугою было делом нелегким; этим искусством обладали только два человека: Атос и д'Артаньян. Первому это удавалось потому, что Гримо старался заставить его говорить; д'Артаньян, напротив, умел заставить разговориться старика Гримо. Рауль пытался вытянуть из него рассказ о последней поездке Атоса в Англию; Гримо передал все подробности несколькими жестами и восемью словами, не более и не менее. Прежде всего волнообразным движением руки он показал, что они пересекли море. — Это был какой‑нибудь поход? — спросил Рауль. Гримо утвердительно кивнул головой. — Граф подвергался опасностям? — спросил Рауль. Гримо слегка пожал плечами, что должно было означать: «В достаточной мере». — Но каким же именно? — спросил настойчиво виконт де Бражелон. Гримо указал на шпагу, на огонь и на мушкет, висевший на стене. — Так у графа был там враг? — вскричал Рауль. — Монк. Рауль продолжал: — Странно! Граф все еще считает меня мальчиком и не хочет делить со мной чести и опасностей таких походов. Гримо улыбнулся. В эту минуту приехал Атос. Гримо, узнав шаги своего господина, побежал к нему навстречу, и разговор на этом прекратился. Но Раулю хотелось получить ответ на свой вопрос. Взяв графа за обе руки, с горячей, но почтительной нежностью он спросил: — Как могли вы отправиться в опасный путь, не простившись со мной, не призвав на помощь мою шпагу? Теперь, когда я вырос, я должен быть вашей опорой: ведь вы же воспитали меня как мужчину. Ах, граф, неужели вы хотели обречь меня на то, чтобы никогда больше не увидеть вас? — А кто вам сказал, Рауль, что мое путешествие было опасным? — спросил граф, отдавая плащ и шляпу Гримо, который отстегивал ему шпагу. — Я, — отвечал Гримо. — А зачем? — строго спросил Атос. Гримо смешался, но Рауль опередил его, ответив: — Почему же добрый Гримо не мог сказать мне правду? Кому же любить вас и помогать вам, если не мне?.. Атос не отвечал. Он ласковым жестом отпустил Гримо, потом сел в кресло; Рауль стоял перед ним. — Во всяком случае, — продолжал Рауль, — ваше путешествие было походом… И вам угрожали огонь и оружие… — Не будем говорить об этом, — мягко сказал Атос. — Я, правда, уехал внезапно; но служба королю Карлу Второму заставила меня поспешить с отъездом. Меня очень трогает ваше беспокойство: я знаю, что могу положиться на вас. Во время моего отсутствия вы ни в чем не нуждались, виконт? — Нет, граф. — Я приказал Блезуа передать вам сто пистолей, как только вам понадобятся деньги. — Я не видел Блезуа. — Так вы обошлись без денег? — У меня осталось тридцать пистолей после продажи лошадей, которых я захватил во время последнего похода, и месяца три назад, по милости принца Конде, я выиграл двести пистолей в карты. — Вы играете… Мне это не нравится, Рауль. — Нет, граф, я никогда не играю, но однажды вечером в Шантильи принц велел мне взять его карты, когда к нему прибыл курьер от короля. И потом приказал, чтобы я взял себе выигрыш. — Это у принца в обычае? — спросил Атос, нахмурив брови. — Да, граф, такую милость принц оказывает каждую неделю одному из своих дворян. У его высочества пятьдесят дворян; в тот раз была моя очередь. — Хорошо? Так вы побывали в Испании? — Да, я совершил прекрасное путешествие, повидал много интересного. — Уже месяц, как вы вернулись? — Да, граф. — А что вы делали в течение этого месяца? — Служил, граф. — Не заезжали ко мне в Ла Фер? Рауль покраснел. Атос посмотрел на него спокойно, но пристально. — Напрасно вы не верите мне, — сказал Рауль. — Я покраснел невольно; вопрос, который вы только что задали, пробудил во мне множество воспоминаний, и они взволновали меня. Но я не солгал вам. — Знаю, Рауль, вы никогда не лжете; но вы напрасно волнуетесь. Я хотел сказать вам только… — Я хорошо знаю, граф, вы хотели спросить меня: ездил ли я в Блуа? — Да, Рауль? — Я не ездил в Блуа и не видал той особы, на которую вы намекаете. Голос Рауля дрожал. Атос, безошибочно подмечавший все оттенки чувства, тотчас прибавил: — Рауль, вы отвечаете мне с тяжелым сердцем, вы страдаете… — Да, очень, очень! Вы запретили мне ездить в Блуа и видеться с Луизой де Лавальер. Молодой человек запнулся. Он с наслаждением произносил это очаровательное имя; оно ласкало уста, но сердце его разрывалось. — И я хорошо сделал, Рауль, — поспешно сказал Атос. — Меня нельзя назвать чересчур строгим или несправедливым отцом; я уважаю истинную любовь, но я забочусь о вашем славном будущем… Занимается заря нового царствования; война влечет юного, исполненного рыцарского пыла короля. Ему нужны люди молодые и свободные, которые бросались бы в битву с восторгом и, падая, кричали бы: «Да здравствует король! — а не стонали бы: «Прощай, жена!.. «Вы понимаете, Рауль, какой бы дикой ни показалась моя мысль, я заклинаю вас верить мне и отвратить свой взор от первых дней младости, когда вы научились любить, беззаботных дней, когда сердце смягчается и становится неспособным вместить горькое и терпкое вино, называемое славою и превратностью судьбы. Да, Рауль, повторяю еще раз: верьте, что я желаю одного — быть вам полезным, мечтаю об одном — видеть вас счастливым, думая, что вы можете стать со временем человеком выдающимся. Оставайтесь одиноким, и вы достигнете большего и скорее придете к цели. — Вы приказываете, граф, — отвечал Рауль. — Я повинуюсь. — Приказываю! — вскричал Атос. — Вот как вы поняли меня! Я приказываю! О, вы придаете не тот смысл моим словам, вы совсем не понимаете моих намерений! Я не приказываю, а прошу. — Нет, нет, граф, вы приказали, — сказал виконт с настойчивостью. Но если бы даже вы только просили, то ваши просьбы действуют на меня сильнее ваших приказаний. Я не видел Луизы де Лавальер. — Но вы страдаете! Вы страдаете! — настаивал граф. Рауль не отвечал. — Я вижу вашу бледность: вижу, как вы печальны. Ваше чувство так сильно? — Это страсть, — сказал Рауль. — Нет… это привычка… — Ах, граф, вы знаете, что я долго путешествовал, я два года прожил вдали от нее. Кажется, никакая привычка не устоит против двухлетней разлуки… И что же? Вернувшись назад, я любил ее — не скажу сильнее, потому что это невозможно, — но так же, как прежде. Луиза де Лавальер единственная моя подруга, но вы для меня бог на земле… Ради вас я готов пожертвовать всем. — Напрасно, — возразил Атос. — У меня уже нет никаких прав на вас. Возраст освободил вас, вы даже не нуждаетесь в моем согласии. Впрочем, я не могу не дать вам согласия после всего, что вы сейчас сказали. Женитесь на Луизе де Лавальер, если вы этого хотите. Рауль вздрогнул и сейчас же ответил: — Как вы добры, граф! Как благодарен я вам! Но я не принимаю вашего разрешения. — Вы отказываетесь? — В душе вы против этого брака: не вы избрали мне невесту. — Это правда. — Этого достаточно, чтобы я не упорствовал; я подожду. — Будьте осторожны, Рауль! То, что вы говорите, очень серьезно. — Знаю, я подожду. — Чего? Моей смерти? — спросил Атос с огорчением. — Ах, граф! — вскричал Рауль со слезами в голосе. — Можете ли вы огорчать меня так жестоко, меня, который никогда не подавал вам повода жаловаться! — Милый сын, это совершенная правда, — отвечал Атос, напрасно стараясь скрыть свое волнение. — Нет, я вовсе не хочу огорчать вас; я только не понимаю, чего вы будете ждать… того времени, когда вы разлюбите меня? — О нет, нет, граф!.. Я подожду, пока вы перемените мнение. — Я хочу осуществить одно испытание, Рауль. Хочу посмотреть также, будет ли ждать Луиза де Лавальер. — Надеюсь. — Берегитесь же, Рауль. Что, если она не захочет ждать? Ах, вы еще так молоды, так доверчивы и благородны… Женщины непостоянны! — Вы никогда не говорили мне ничего дурного про женщин; никогда не жаловались на них. Зачем же вы упрекаете их теперь из‑за Луизы де Лавальер? — Правда, — отвечал Атос, опуская глаза, — я никогда не говорил вам ничего дурного о женщинах; никогда не имел повода жаловаться на них, и никогда Луиза де Лавальер не давала мне предлога сомневаться в ней. Но когда думаешь о будущем, надо предвидеть даже редкие случаи, предполагать даже невероятное! Ну, а что, если Луиза де Лавальер не захочет вас ждать? — Не понимаю… — Если она обратит свой взор на другого? — Если она полюбит другого, хотите вы сказать? — спросил Рауль с ужасом. — Да. — Что ж, граф! Я убью этого человека, — отвечал Рауль. — Убью всякого, кого выберет Луиза де Лавальер. Буду драться до тех пор, пока меня не убьют или Луиза опять не полюбит меня. Атос вздрогнул. — Мне послышалось, — сказал он глухим голосом, — как будто вы только сейчас уверяли, что готовы пожертвовать для меня всем на свете. — О! — вскричал Рауль с трепетом. — Неужели вы не позволите мне драться на дуэли? — А если не позволю? — Вы запретите мне надеяться, граф; но вы не запретите мне умереть. Атос посмотрел на Рауля. Рауль произнес эти слова глухо, с помрачневшим взором. — Довольно, — проговорил Атос после продолжительного молчания. — Довольно на эту печальную тему. Мы оба преувеличиваем. Живите настоящим, Рауль; служите, любите Луизу де Лавальер, словом, действуйте, как следует действовать мужчине, вы ведь теперь взрослый человек. Только не забывайте, что я горячо люблю вас и что вы, по вашим словам, тоже любите меня. — Ах, граф! — вскричал виконт, прижимая к сердцу руку Атоса. — Хорошо, дитя мое… Оставьте меня, мне нужен отдых… Кстати, д'Артаньян вместе со мной вернулся из Англии; вы должны повидаться с ним. — С величайшей радостью. Я так люблю господина д'Артаньяна! — И прекрасно делаете: он честнейший человек и храбрейший воин. — Который любит вас! — воскликнул Рауль. — Я уверен в этом… Вы знаете его адрес? — Но ведь это Лувр, Пале‑Рояль, все места, где бывает король. Разве он не командует мушкетерами? — В настоящее время нет. Д'Артаньян в отпуске; он отдыхает… Так что не ищите его на служебных постах. Вы можете получить сведения о нем от некоего Планше. — Его прежнего слуги? — Да, Рауль, до свиданья.
|
Последнее изменение этой страницы: 2019-06-19; Просмотров: 232; Нарушение авторского права страницы