Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту

Марк Туллий Цицерон

Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту

 

 

http: //ancientrome.ru/antlitr/cicero/epistulae/index.htm

«Письма Марка Туллия Цицерона к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту»: Издательство Академии Наук СССР; Москва—Ленинград; 1949

Письма Марка Туллия Цицерона

 

ПИСЬМА 58—57 гг.

ИЗГНАНИЕ ЦИЦЕРОНА

 

LVI. Титу Помпонию Аттику, в Рим

 

[Att., III, 1]

В одной из усадеб, конец марта 58 г.

И раньше я полагал, что для меня чрезвычайно важно, чтобы ты был со мной, а прочитав содержание предложенного закона[672], я понял, что при выбранном мной пути самым желательным для меня может быть только, чтобы ты возможно скорее отправился следом за мной для того, чтобы я, выехав из Италии, мог воспользоваться защитой твоей и твоих людей, если мне придется держать путь через Эпир[673], и принять надежное решение на основании твоего мнения, если понадобится предпринять что-нибудь иное. Поэтому прошу тебя постараться немедленно выехать следом за мной; теперь это легче тебе, потому что закон о провинции Македонии проведен[674]. Я написал бы более подробно, если бы, вместо меня, тебе не говорило само положение вещей.

 

LVII. Титу Помпонию Аттику, в Рим

 

[Att., III, 3]

В пути между Капуей и Луканскими Нарами[675], начало апреля 58 г.

О, если бы мне дождаться дня, когда бы я мог поблагодарить тебя за то, что ты заставил меня жить! [676] И поныне я сильно раскаиваюсь в этом. Все же прошу тебя приехать ко мне, не медля, в Вибон[677], куда я по многим причинам свернул с прежнего пути. Если ты приедешь, я смогу принять решение насчет всего своего пути в изгнание. Если ты не сделаешь этого, буду удивлен; но я уверен, что ты сделаешь.

 

LVIII. Титу Помпонию Аттику, в Рим

 

[Att., III, 2]

Луканские Нары, 8 апреля 68 г.

Избрать именно этот путь меня заставило то, что я, по своему правовому положению[678], не располагал другим местом, где бы я мог оставаться дольше, кроме именья Сикки[679], особенно когда в предложенный закон еще не внесена поправка[680]; вместе с тем я понимал, что если ты будешь со мной, то отсюда я смогу направиться в Брундисий; но без тебя мне нельзя ехать в ту сторону из-за Автрония[681]. Теперь же, если ты приедешь ко мне, то, как я уже писал тебе, мы примем решение обо всем. Знаю, что путь тяжел, но все бедствие несет с собой всяческие тяготы. Больше я не в силах писать: так я сражен и повергнут. Береги здоровье. Написано за пять дней до апрельских ид в Луканских Нарах.

 

LIX. Титу Помпонию Аттику, в Рим

 

[Att., III, 5]

Фурии[682], 10 апреля 58 г.

Теренция часто и горячо благодарит тебя. Это очень радует меня. Я же влачу самое жалкое существование и тяжко страдаю. Не знаю, что писать тебе. Ведь если ты в Риме, то уже не можешь догнать меня; если же ты в пути, то когда догонишь меня, мы сообща обсудим, что предпринять. Только прошу тебя, так как ты всегда любил меня ради меня самого, сохранить эту любовь: ведь я тот же. Мои враги отняли у меня мое достояние, но не меня самого. Береги здоровье. Написано за три дня до апрельских ид в Фурии.

 

LX. Титу Помпонию Аттику, в Рим

 

[Att., III, 4]

В пути между Вибоном и Фуриями, 13 апреля 58 г.

Прошу тебя объяснить более моим несчастьем, нежели непостоянством, мой внезапный отъезд из Вибона, куда я вызывал тебя: мне привезли текст закона, предложенного на мою погибель[683]. В нем то исправление, о котором я слышал, было такого рода, что можно будет находиться не ближе четырехсот миль, но доехать туда будет невозможно[684]. Тотчас же, до внесения закона, я свернул в сторону Брундисия и для того, чтобы не погубить Сикки[685], у которого я находился, и потому, что мне не было разрешено пребывание в Мелите[686]. Поспеши теперь ты, чтобы догнать меня, если только меня будут принимать. До сих пор меня приглашают радушно, но будущее страшит меня. Я, мой Помпоний, очень раскаиваюсь в том, что остался жить; в этом ты повлиял на меня больше всего. Но об этом при встрече. Постарайся только приехать.

 

LXIII. Жене и детям, в Рим

 

[Fam., XIV, 4]

Брундисий, 29 апреля 58 г.

Туллий шлет привет своим Теренции, Туллии и Цицерону.

1. Я пишу вам реже, чем могу, потому что, если я во всякое время чувствую себя несчастным, то тогда, когда я пишу или читаю ваши письма, я обливаюсь слезами так, что не в силах выдержать. О, если бы у меня не было такой жажды жизни! Я, конечно, совершенно не знал бы или знал бы только немного горя в жизни. Если судьба сохранила меня для какой-то надежды на восстановление когда-либо какого-то благополучия, то я сделал меньшую ошибку; если же эти несчастья непоправимы, то я жажду увидеться с тобой, жизнь моя, как можно скорее и умереть в твоих объятьях, ибо ни боги, которых ты благоговейно чтила, ни люди, которым всегда служил я, не воздали нам благодарностью.

2. Я провел тринадцать дней в Брундисии у прекраснейшего человека Марка Ления Флакка[696], который пренебрег ради моего спасения опасностью лишиться достояния и жизни[697], и страх кары за нарушение самого бесчестного закона[698] не заставил его изменить долгу гостеприимства[699] и обязанности дружбы. О, если б я мог когда-либо отблагодарить его! Во всяком случае, помнить буду всегда.

3. Из Брундисия я выехал за два дня до майских календ и через Македонию направился в Кизик. О погибель, о горе! Как мне просить о приезде тебя, женщину, больную телом и утратившую душевные силы? Не просить? И быть без тебя? И думаю поступить так: если есть надежда на мое возвращение, то ты укрепляй ее и способствуй этому; если же, чего я опасаюсь, все кончено, то постарайся, каким только сможешь способом, приехать ко мне. Знай одно: если ты будешь со мной, то мне не будет казаться, что я совсем погиб. Но что будет с моей Туллиолой? Подумайте об этом сами, я не могу решить. Но во всяком случае, как бы ни сложились обстоятельства, нужно позаботиться о семейной жизни и добром имени этой бедняжки[700]. Ну, а что будет делать мой Цицерон? Пусть бы он всегда был у меня на руках и в моих объятьях! Писать больше я уже не в силах; мешает скорбь. Не знаю, что ты будешь делать, — сохранила ли ты что-нибудь или же, чего я опасаюсь, у тебя отняли все? [701]

4. Надеюсь, что Писон всегда будет нашим, как ты пишешь. Что касается освобождения рабов, то тебе беспокоиться не о чем. Во-первых, твоим обещано, что ты поступишь так, как каждый из них заслужил. До настоящего времени один Орфей был верен своим обязанностям; кроме него, в сущности, никто. Дело прочих рабов складывается так: если мы упустим это дело[702], то они станут нашими вольноотпущенниками, если только они смогут добиться этого[703]; если же они останутся за нами, то они будут на положении рабов, за исключением совсем немногих. Но это не так важно.

5. Ты уговариваешь меня сохранить силу духа и надеяться на восстановление нашего благополучия; я хотел бы, чтобы мы могли надеяться не без основания. Несчастный, когда я получу теперь от тебя письмо? Кто доставит его мне? Я подождал бы его в Брундисии, если бы моряки согласились, но они не захотели пропускать хорошую погоду.

Итак, держись твердо, Теренция, с возможно большей честью. Я жил, процветал; погубило меня мое мужество, а не моя порочность. Я не совершил никакого проступка, разве только то, что я не лишился жизни одновременно с тем, что ее украшало. Но если для наших детей было лучше, чтобы я жил, то вынесем все остальное, хотя оно невыносимо. Однако, поддерживая тебя, я не могу поддержать себя сам.

6. Клодия Филгетера[704], человека верного, я отослал, так как он страдал болезнью глаз. Саллюстий превосходит всех в своей преданности. Песценний очень благожелателен ко мне[705]; надеюсь, что он всегда будет услужлив по отношению к тебе. Сикка[706] говорил, что будет со мной, но покинул меня в Брундисии. Береги здоровье, насколько сможешь, и помни, что твое несчастье волнует меня гораздо сильнее, чем мое. Моя Теренция, преданнейшая и лучшая жена, моя нежно любимая дочка и ты, Цицерон, моя единственная надежда, прощайте. Канун майских календ. Из Брундисия.

 

LXXIX. Родным, в Рим

 

[Fam., XIV, 2]

Фессалоника, 5 октября 58 г.

Туллий шлет привет своей Теренции и своим Туллиоле и Цицерону.

1. Не думай, что я пишу кому-нибудь более длинные письма; разве только тем, кто написал мне более пространно и кому, по моему мнению, следует ответить. Ведь мне не о чем писать, и в настоящее время это самое трудное для меня дело. Тебе же и нашей Туллиоле я не могу писать, не обливаясь слезами, ибо я вижу глубоко несчастными вас, которым всегда желал величайшего счастья и должен был доставить его и доставил бы, не будь я столь робок.

2. Нашего Писона[784] я горячо люблю, по его заслугам. Я ободрил его в письме, как мог, и поблагодарил, как и должен был. Понимаю, что ты возлагаешь надежды на новых народных трибунов[785]. Это будет прочно, если Помпей отнесется благожелательно; но Красса я все же опасаюсь. Вижу, что ты все делаешь действительно с великой стойкостью и глубокой преданностью; не удивляюсь этому, но опечален тем, что этот случай такого рода, что требует облегчения моих несчастий твоими столь великими несчастьями. Ведь Публий Валерий[786], преданный нам человек, написал мне, — и я прочел, проливая слезы, как тебя вели от храма Весты до банка Валерия[787]. Увы, мой свет, моя желанная! Ведь к тебе все обычно прибегали за помощью и тебя, моя Теренция, теперь так терзают, ты повергнута в слезы и траур! [788] И это происходит по моей вине; я спас других на нашу погибель.

3. Что касается твоего сообщения о доме, то есть об участке, то мне только тогда будет казаться, что я восстановлен, когда нам его возвратят. Но это не в нашей власти; меня угнетает то, что в необходимых расходах[789] участвуешь ты, несчастная и разоренная. Если дело закончится благополучно, то мы получим все, если же нас будет давить тот же злой рок, то будешь ли ты, несчастная, и дальше тратить остатки своего состояния? Заклинаю тебя, моя жизнь, что касается издержек, то предоставь нести их другим[790], кто может, если только они захотят, а ты, если любишь меня, щади свое слабое здоровье. Ведь ты день и ночь у меня перед глазами; вижу, что ты берешь на себя всякие труды, и боюсь, что не выдержишь. Но все, вижу я, держится на тебе. Поэтому для того, чтобы мы получили то, на что ты надеешься и чего добиваешься, береги здоровье.

4. Не знаю, кому мне писать, кроме тех, кто пишет мне, и тех, о которых вы кое-что пишете мне. Дальше, раз это вам угодно, я не поеду, но, пожалуйста, пишите мне возможно чаще, особенно если есть более прочное основание для надежды. Будьте здоровы, мои желанные, будьте здоровы. Написано за два дня до октябрьских нон, из Фессалоники.

 

LXXXII. Родным, в Рим

 

[Fam., XIV, 1]

Фессалоника, затем Диррахий, 25 ноября 58 г.

Туллий шлет привет своей Теренции, своей Туллиоле и своему Цицерону.

1. Из писем многих лиц, а также из рассказов всех приезжающих я узнаю о твоей невероятной доблести и мужестве, а также о том, что ты неутомима среди душевных страданий и лишений. Горе мне! Ты, такая доблестная, верная, честная, добрая, попала из-за меня в такую беду! И наша Туллиола из-за отца, от которого она получала такие большие удовольствия, терпит столько горя. Что же сказать мне о Цицероне? Едва начав понимать, он испытал жесточайшие страдания и несчастия[797]. Если бы я считал их ниспосланными судьбой, как ты пишешь, я переносил бы их немного легче; но все это я допустил по своей вине, полагая, что меня любят те, кто ненавидел меня[798], и не следуя за теми, кто стремился ко мне[799].

2. Если бы я руководствовался своими решениями[800] и на меня не действовали в такой степени слова глупых[801] или бесчестных[802] друзей, я жил бы как счастливейший человек. Теперь, раз друзья велят мне надеяться, я приложу старания к тому, чтобы мое здоровье не сделало бесполезными твои усилия. Понимаю, какое это большое дело и насколько легче было оставаться дома, чем возвращаться; однако же, если на нашей стороне народные трибуны[803], если на нашей стороне Лентул[804], столь же ревностный, каким он кажется, если даже — Помпей и Цезарь, то не следует отчаиваться.

3. Что касается рабов, то я поступлю сообразно с желанием друзей, о котором ты пишешь[805]. Что касается места жительства, то моровая болезнь теперь уже проходит; но за все время, что она была, она не коснулась меня. Планций, преданнейший человек, жаждет, чтобы я был с ним, и все еще удерживает меня. Я же хочу находиться в менее людном месте, в Эпире, куда не дошел бы ни Луций Писон, ни солдаты[806], но Планций до сих пор удерживает меня в надежде, что он, быть может, уедет в Италию вместе со мной. Если я дождусь этого дня, если я окажусь в ваших объятиях и верну себе вас и самого себя, то мне будет казаться, что я получил достаточную награду и за вашу родственную любовь и за свою.

4. Доброта Писона[807], его мужество, любовь ко всем нам превосходит все возможное. Если бы это послужило ему на радость! Славу, я уверен, принесет. Насчет брата Квинта я ни в чем не обвинял тебя, но хотел, чтобы вы были возможно ближе друг другу, особенно когда вас так мало.

5. Я поблагодарил тех, кого ты советовала мне поблагодарить, и написал, что был извещен тобой. Ты пишешь мне, моя Теренция, о своем намерении продать доходный дом[808]. Горе мне! Заклинаю тебя, что же будет? Если нас будет давить все та же судьба, то что будет с нашим несчастным мальчиком? Я не в силах писать дальше: так велик поток слез; и не хочу доводить тебя до такого плача. Скажу только: если друзья будут верны своему долгу, то недостатка в деньгах не будет; если же они не будут верны, то обойтись своими деньгами ты не сможешь. Во имя нашей злосчастной судьбы, смотри, чтобы не погубить нашего уже погубленного мальчика. Если у него будет хотя бы что-нибудь, чтобы не быть нищим, то понадобится небольшая доблесть и небольшая удача, чтобы получить остальное.

6. Заботься о здоровье и посылай ко мне письмоносцев, дабы я знал, что происходит и что вы делаете. Мне уже осталось совсем недолго ждать. Передай привет Туллиоле и Цицерону. Будьте здоровы. Написано за пять дней до декабрьских календ в Диррахии.

7. Я переехал в Диррахий, потому что это и свободный город[809], и преданный мне, и расположенный близко от Италии. Но если многолюдство этого места будет неприятно мне, — уеду в другое место и напишу тебе.

 

LXXXIV. Родным, в Рим

 

[Fam., XIV, 3]

Диррахий, 29 ноября 58 г.

Туллий шлет привет своей Теренции, Туллии и Цицерону.

1. Я получил от Аристокрита три письма, которые я почти смыл слезами; я удручен горем, моя Теренция, и меня мучат не столько мои несчастья, сколько твои и ваши. Я более несчастен, чем ты, при всем твоем великом несчастье, оттого что хотя само бедствие является общим для нас обоих, но вина только моя. Моим долгом было либо избежать опасности, согласившись быть легатом[823], либо оказать сопротивление настойчиво и всеми средствами, либо пасть с мужеством[824]. Не могло быть ничего более жалкого, более постыдного, более недостойного меня, чем это.

2. Поэтому я страдаю как от горя, так и от стыда, ибо мне стыдно, что я не проявил доблести и заботливости ради самой лучшей жены и прелестнейших детей. Ведь у меня днем и ночью перед глазами ваш траур[825] и горе, а также твое слабое здоровье, между тем надежда на спасение очень ничтожна. Враги многочисленны, недоброжелатели — почти все. Выгнать меня было трудно, препятствовать возвращению легко. Все же, пока вы сохраните надежду, я не сдамся, чтобы не казалось, что все погибло по моей вине.

3. Находиться в безопасности, о чем ты беспокоишься, мне теперь очень легко, — ведь даже враги желают мне жить в столь жалком состоянии; все-таки я сделаю то, что ты советуешь. Я выразил благодарность друзьям, согласно твоему желанию, и передал эти письма Дексиппу; я написал, что ты известила меня об их преданности. Что наш Писон проявляет по отношению к нам удивительное рвение и преданность, я вижу и сам, и все рассказывают об этом. Дали бы боги, чтобы я когда-нибудь мог порадоваться такому зятю, находясь вместе с тобой и нашими детьми! Теперь остается надежда на новых народных трибунов и притом — в первые же дни[826], ибо если дело затянется, — кончено.

4. Поэтому я тотчас же посылаю к тебе Аристокрита, чтобы ты могла без промедления написать мне о начале событий и о ходе всего дела. Впрочем, Дексиппу[827] я также велел тотчас же возвратиться и послал передать брату, чтобы он почаще отправлял ко мне письмоносцев. Ведь я теперь нахожусь в Диррахии с той целью, чтобы возможно скорее узнавать о происходящем; при этом я в безопасности, так как я всегда защищал этот город. Когда сообщат, что мои враги приближаются[828], я уеду в Эпир.

5. Ты пишешь, что, если я хочу, ты готова приехать ко мне. Зная, что большая часть этого бремени лежит на тебе, я хочу, чтобы ты была там. Если вы завершите начатое, то мне следует приехать к вам; если же…, но нет надобности дописывать до конца. На основании твоего первого или, самое большее, второго письма я смогу решить, чт о мне делать. Ты только, пожалуйста, пиши мне обо всем самым тщательным образом, хотя я уже должен больше ждать событий, нежели писем. Береги здоровье и верь, что дороже тебя у меня ничего нет и никогда не было. Будь здорова, моя Теренция; мне кажется, что я вижу тебя, и потому исхожу слезами. Будь здорова. Канун декабрьских календ.

 

ПИСЬМА 57—56 гг.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ИЗГНАНИЯ

 

CXI. Квинту Туллию Цицерону

 

[Q. fr., II, 8 (10)]

Анций, июнь 56 г.

Марк брату Квинту привет.

1. И ты боишься помешать мне? Во-первых, если бы я был занят, то ты знаешь, что значит мешать. Клянусь, ты, видимо, обучаешь анциатов этому роду вежливости, которого мне, право, совершенно не нужно от тебя[1045]. Пожалуйста, и обращайся ко мне, и прерывай, и выговаривай, и разговаривай. Что может быть приятнее для меня? Клянусь тебе, ни один вдохновленный музами не читал своих последних поэм охотнее, чем я слушаю твою беседу о чем угодно — о государственных делах, о частных, о сельских, о городских. Из-за своей нелепой скромности я не взял тебя с собой при отъезде. Ты выставил в первый раз неоспоримый довод — здоровье нашего Цицерона; я замолчал. Во второй раз — оба Цицерона[1046]; я уступил.

2. Теперь твое приятнейшее письмо несколько огорчило меня: ты, видимо, побоялся и теперь еще боишься быть мне в тягость. Я побранился бы с тобой, если бы было позволительно. Но, клянусь тебе, если я когда-нибудь заподозрю это, то ничего не скажу, а только выражу опасение быть тебе в тягость, когда мы вместе. Вижу, что ты вздохнул. Так и получается:

 

Коль дурно ты сказал …

 

Ведь я никогда не скажу: поступил [1047]. Нашего Мария[1048], признаться, я все-таки уложил бы на лектику, но не на ту Асициеву лектику царя Птоломея. Ведь я помню, как мы покатывались от смеха, когда я переправлял его из Неаполя в Байи на Асициевой лектике, которую несло восемь человек, в сопровождении сотни меченосцев, и когда он, не зная об этой охране, внезапно открыл лектику, то он едва не умер от страха, а я от смеха[1049]. Этого человека, говорю тебе, я, конечно, похитил бы, чтобы, наконец, приобщиться к утонченной вежливости былых времен в беседе, полной изящества. Но я не хотел приглашать человека слабого здоровьем в незащищенную от ветров усадьбу, не обставленную даже сейчас.

3. Насладиться здесь его обществом было бы для меня особенно ценным, ибо, скажу тебе, светоч этих моих усадеб — соседство Мария[1050]. Вижу — уже приготовлено у Аниция. Я же в такой степени стал филологом[1051], что могу жить даже с мастеровыми. Этой философией я обязан не Гиметту, а вершине Анксура[1052]. Марий же несколько слаб и здоровьем и от природы.

4. Что же касается препятствий, то я буду посвящать своим занятиям столько времени, сколько вы дадите. О, если бы вы совсем не дали мне его, чтобы я бездействовал скорее по вашей вине, чем по своей лени!

Меня огорчает, что ты слишком болеешь за государственные дела[1053] и являешься лучшим гражданином, чем Филоктет[1054], который, потерпев несправедливость, искал тех зрелищ, которые, как я вижу, для тебя горестны. Прошу тебя, прилети сюда. Я утешу тебя и смою всякое огорчение. Привези также с собой Мария, если любишь меня, но поторопитесь. При доме есть сад.

 

CXII. Луцию Лукцею

 

[Fam., V, 12]

Анций, июнь 56 г.

Марк Цицерон шлет привет Луцию Лукцею, сыну Квинта.

1. При встречах я часто делал попытки говорить с тобой об этом, но меня пугал какой-то почти деревенский стыд; на расстоянии я изложу это более смело: письмо ведь не краснеет. Я горю невероятным и, думается мне, не заслуживающим порицания желанием, чтобы мое имя было возвеличено и прославлено твоими сочинениями. Хотя ты и не раз высказывал намерение сделать это, я все же прошу тебя извинить меня за то, что тороплю тебя. Твои произведения, правда, такого рода, что они всегда вызывали у меня живейшее нетерпение, однако они превзошли мои ожидания и так захватили и даже разожгли меня, что я жажду как можно скорее доверить мою деятельность твоим сочинениям. При этом меня увлекают не только упоминание моего имени потомством и надежда на бессмертие, но и желание еще при жизни наслаждаться твоим авторитетным свидетельством или проявлением благосклонности, или очарованием твоего ума.

2. Однако, обращаясь к тебе с этим письмом, я хорошо знаю, каким тяжелым бременем лежат на тебе предпринятые и уже начатые работы; однако, так как я видел, что ты уже почти закончил историю италийской и гражданской войны[1055], и ты сказал мне, что приступаешь к остальному, то я не преминул напомнить тебе, чтобы ты подумал о том, лучше ли будет описать мою деятельность вместе с прочими событиями, или же отделить заговор граждан[1056] от войн с внешними врагами, как сделали многие греки, — Каллисфен[1057] — с фокидской войной, Тимей[1058] — с войной Пирра, Полибий[1059] — с нумантийской[1060]; они выделили повествование об упомянутых мной войнах из общей связи своих историй. Правда, я не считаю, чтобы это имело большое значение для моей славы, но ввиду моего нетерпения до некоторой степени важно, чтобы ты не ждал, пока дойдешь до соответствующего места, и тотчас же приступил к описанию всего этого дела и времени; вместе с тем, если ты всецело сосредоточишься на одном предмете и на одном лице, то я уже представляю себе, насколько богаче и красочнее будет весь рассказ.

Однако я вполне сознаю, сколь бесстыдно я поступаю, во-первых, взваливая на тебя такое бремя (ведь ты можешь отказать мне, сославшись на недостаток времени), затем к тому же требуя, чтобы ты меня прославлял. Что если, по-твоему, все это не заслуживает столь великого прославления?

3. Но тому, кто однажды перешел границы скромности, надлежит быть вполне бесстыдным до конца. Поэтому еще и еще раз прямо прошу тебя и прославлять все это сильнее, чем ты, быть может, намерен, и пренебречь при этом законами истории[1061]; ту приязнь, о которой ты так очаровательно написал в некоем вступлении, указывая, что ты мог поддаться ей не больше, чем Ксенофонтов Геркулес Наслаждению[1062], — не презирай, если она более настоятельно препоручит меня тебе, и сделай нашей дружбе уступки чуть-чуть более щедрые, чем позволит истина. Если я уговорю тебя предпринять этот труд, то это будет, я убежден, предмет, достойный твоих способностей и возможностей.

4. События от начала заговора и до моего возвращения[1063], мне кажется, могут заполнить не особенно большой труд; ты сможешь при этом использовать свое знание перемен в общественной жизни как при объяснении причин государственных переворотов, так и при указании средств для исцеления от недугов, порицая то, что ты сочтешь заслуживающим осуждения, и одобряя, с изложением своих взглядов, то, что будет нравиться; и если, по своему обыкновению, ты признаешь нужным говорить более свободно, то отметишь вероломство, козни и предательство многих по отношению ко мне. Мои беды придадут твоему изложению большое разнообразие, полное своеобразной привлекательности, которая сможет сильнейшим образом захватить внимание читателей, если об этом напишешь ты. Ведь ничто не может доставить читателю большего удовольствия, чем разнообразие обстоятельств и превратности судьбы. Хотя последние и не были желанными для меня, когда я испытал их, однако читать о них будет приятно, ибо воспоминание о былых страданиях, когда находишься в безопасности, доставляет удовольствие.

5. Для прочих же людей, которые сами не испытали никаких неприятностей и смотрят на злоключения других без всякой скорби[1064], приятно даже самое сочувствие. Кого из нас не восхищает — с примесью некоторой жалости — знаменитый Эпаминонд, умирающий под Мантинеей? Он велит извлечь стрелу из своего тела только после того, как на его вопрос ответили, что его щит цел; так что, даже страдая от раны, он умирал спокойно и со славой. Чьего внимания не возбудит и не удержит чтение об изгнании и возвращении Фемистокла? [1065] Ведь самый порядок летописей не особенно удерживает наше внимание; это как бы перечисление последовательности должностных лиц; но изменчивая и пестрая жизнь выдающегося человека часто вызывает изумление, чувство ожидания, радость, огорчение, надежду, страх; а если они завершаются примечательным концом, то от чтения испытываешь приятнейшее наслаждение.

6. Поэтому для меня будет более желательным, если ты решишь отделить от своего обширного сочинения, в котором ты охватываешь всю связь исторических событий, эту, своего рода, трагедию о делах и происшествиях, относящихся ко мне. Ведь в ней — разные деяния и перемены в решениях и обстоятельствах. Я не боюсь, если покажется, будто я домогаюсь твоего расположения некоторой маленькой лестью, обнаруживая свое желание, чтобы меня возвеличил и прославил именно ты. Ведь ты не таков, чтобы не знать себе цены, и сочтешь скорее недоброжелателями тех, кто тобой не восхищается, нежели льстецами тех, кто тебя восхваляет; и я не настолько безрассуден, чтобы желать получить вечную славу благодаря тому человеку, который, наделяя меня, не завоевал бы славы и своему дарованию.

7. Ведь знаменитый Александр не из милости пожелал, чтобы именно Апеллес нарисовал его, а Лисипп[1066] изваял, — но потому что считал, что их искусство послужит во славу как им, так и ему. Но эти художники познакомили людей, незнакомых с ним, только с изображением его тела; если бы даже таких изображений совершенно не было, то славные люди or этого совсем не станут менее известными. Спартанец Агесилай, не дозволивший изобразить себя ни в живописи, ни в изваянии, заслуживает упоминания не менее, нежели те, кто очень старался об этом; ведь одна книжка Ксенофонта[1067], восхваляющая этого царя, легко превзошла все картины и статуи. Если я займу место в твоих сочинениях, а не в чужих, то это будет иметь для меня большое значение и в смысле искренней радости и для достоинства памяти обо мне, ибо мне будет уделена не только часть твоего дарования, как Тимолеонту Тимеем[1068] или Фемистоклу Геродотом, но также авторитет самого славного и самого видного человека, известного по величайшим и важнейшим государственным деяниям и снискавшего одобрение вместе с лучшими людьми.

Таким образом, по-видимому, это будет для меня не только голос глашатая — этим был Гомер для Ахилла, как сказал Александр, прибыв в Сигей[1069], но и веское свидетельство славного и великого человека. Ведь мне нравится у Невия[1070] знаменитый Гектор, который радуется не только тому, что он «прославляется», но прибавляет: «прославленным мужем».

8. Если же я не добьюсь от тебя этого, то есть, если тебе помешает что-либо (ибо недопустимо, думается мне, чтобы я не добился от тебя просимого), то я, возможно, буду вынужден сделать то, что некоторые часто осуждают: я напишу о себе сам[1071] по примеру многих и славных мужей. Но, как это ясно тебе, в повествовании такого рода кроются следующие недостатки: когда пишешь о самом себе, то необходимо быть скромнее, если есть за что похвалить, и пропустить, если есть что поставить в вину. Вдобавок — меньше веры, меньше авторитета, и, наконец, многие укоряют тебя, говоря, что глашатаи на гимнастических играх более скромны: возложив венки на прочих победителей и громким голосом назвав их по имени, они сами, получая венок перед окончанием игр, обращаются к другому глашатаю, чтобы не объявлять своим голосом о собственной победе.

9. Этого я хочу избежать и избегну, если ты примешь мое предложение, о чем я и прошу тебя.

А чтобы ты случайно не удивился, почему, в то время как ты часто говорил мне о своем намерении самым тщательным образом описать замыслы и события моего времени, я теперь добиваюсь этого с таким старанием и так многословно, скажу, что я горю сильным желанием и нетерпением, о котором я писал вначале, ибо я неспокоен духом и хочу, чтобы прочие люди узнали обо мне из твоих книг еще при моей жизни и чтобы я сам при жизни насладился своей скромной славой.

10. Напиши мне, пожалуйста, если тебе не трудно, чт о ты намерен сделать по этому поводу. Если ты возьмешься за это, то я закончу записки обо всех событиях; если же ты откладываешь это на другое время, то я переговорю с тобой при встрече. Ты между тем не прекращай работы, отделывай начатое и будь мне другом.

 

CXXI. Гаю Мунацию

 

[Fam., XIII, 60]

Рим, 56 г.

Марк Цицерон Гаю Мунацию, сыну Гая, привет.

1. Луций Ливиней Трифон[1144] всего-навсего вольноотпущенник моего близкого друга Луция Регула; его бедственное положение[1145] еще более обязывает меня по отношению к нему. Я, правда, не могу быть более благожелательным, чем я всегда был, но его вольноотпущенника я люблю ради него самого, ибо он оказал мне чрезвычайно важные услуги при тех обстоятельствах, когда я очень хорошо мог разобраться в истинной доброжелательности и верности людей[1146].

2. Рекомендую его тебе так, как благодарные и обладающие памятью люди должны рекомендовать людей, имеющих перед ними заслуги. Ты сделаешь мне большое удовольствие, если он поймет, что, перенеся ради моего блага множество опасностей и совершив частые переезды по морю глубокой зимой, он, благодаря твоему расположению ко мне, тем самым сделал приятное и тебе.

 

 

ПИСЬМА 55—51 гг.

CLXVIII. Тирону, в Формии

 

[Fam., XVI, 13]

Кумская усадьба, 10 апреля 53 г.

Туллий Тирону привет.

Увидав тебя здоровым, я буду считать, что получил от тебя все. С чрезвычайным беспокойством жду возвращения Менандра[1675], которого я послал к тебе. Если любишь меня, береги здоровье и, когда вполне поправишься, приезжай к нам. Будь здоров. За три дня до апрельских календ.

 

CLXIX. Тирону, в Формии

 

[Fam., XVI, 14]

Кумская усадьба, 11 апреля 53 г.

Туллий Тирону привет.

1. Андрик[1676] прибыл ко мне днем позже, чем я ожидал; поэтому я провел ночь, полную страха и отчаяния. Из твоего письма я совершенно не понял, как ты себя чувствуешь, но оно все же ободрило меня. Я отошел от всяких удовольствий и всяких занятий; прежде чем не увижу тебя, не могу вернуться к ним. Вели обещать врачу вознаграждение, какого он потребует. Так я написал Уммию.

2. Ты, я слыхал, неспокоен душой, и врач говорит, что ты болеешь по этой причине. Если любишь меня, разбуди от сна твои занятия и образованность, благодаря которой ты столь дорог мне. Теперь ты должен быть здоров духом, чтобы быть здоровым телом. Прошу тебя сделать это как ради себя самого, так и ради меня. Оставь у себя Акаста[1677], чтобы уход за тобой был лучше. Береги себя для меня. Срок исполнения обещаний наступает[1678], я даже сокращу его, если ты приедешь. Еще и еще — будь здоров. За два дня до ид, шестой час.

 

CLXX. Тирону, в Формии

 

[Fam., XVI, 15]

Кумская усадьба, 12 апреля 53 г.

Туллий Тирону привет.

1. Эгипта[1679] прибыл ко мне в канун апрельских ид. Хотя он и сообщил мне, что у тебя уже совсем нет лихорадки и что ты чувствуешь себя прекрасно, однако он сказал, что ты не мог мне написать, и причинил мне беспокойство, тем более, что Гермия[1680], который должен был приехать в тот же день, не явился. Твое здоровье невероятно беспокоит меня; если ты освободишь меня от этой тревоги, я освобожу тебя от всяких забот[1681]. Я написал бы больше, если бы считал, что ты уже в состоянии охотно читать. Все свои способности, которые я ставлю очень высоко, употреби на то, чтобы сберечь себя для меня и себя самого. Еще и еще прошу тебя лечиться тщательно. Будь здоров.

2. Когда письмо уже было написано, прибыл Гермия. Я получил твое письмо с дрожащими буквами, чт о не удивительно при такой тяжелой болезни. Посылаю к тебе Эгипту, потому что он не лишен обходительности и, как мне показалось, любит тебя; пусть он будет с тобой; вместе с ним посылаю в твое распоряжение повара. Будь здоров.

 

CLXXI. Тирону, в Формии

 

[Fam., XVI, 10]

Кумская усадьба, 17 апреля 53 г.

Туллий Тирону привет.

1. Я, конечно, очень хочу, чтобы ты приехал ко мне, но меня страшит дорога. Ты болел очень тяжко, ты истощен от голодания, очистительных и действия самой болезни; если допущена какая-нибудь погрешность, то от тяжелых болезней происходят тяжелые расстройства. Ведь к тем двум дням, которые ты провел бы в дороге, направляясь в кумскую усадьбу, сейчас же прибавится пять дней на обратную дорогу. В формийской усадьбе хочу быть за два дня до календ. Постарайся, мой Тирон, чтобы я там нашел тебя окрепшим.

2. Мои или, вернее, наши скромные занятия замерли от тоски по тебе, но письмо, привезенное Акастом, заставило их приоткрыть глаза. В то время как я пишу это, Помпей находится у меня; он весел и доволен. Он пожелал послушать наши сочинения, я сказал, что без тебя все у меня немо. Приготовься снова служить нашим музам. К назначенному сроку мои обещания будут выполнены[1682]; ведь я объяснял тебе, какова этимология слова «верность»[1683]. Постарайся совсем поправиться. Я же готов все сделать[1684]. Будь здоров. За тринадцать дней до календ.

 

CLXXIX. Титу Фадию Галлу

 

[Fam., V, 18]

Рим, не ранее начала апреля 52 г.

Марк Цицерон шлет привет Титу Фадию[1711].

1. Хотя я, желающий утешить тебя, сам нуждаюсь в утешении, ибо уже давно ничего не переживал более тяжко, чем твое несчастье, однако не только очень уговариваю, но и прошу и молю тебя во имя нашей дружбы: воспрянь, будь мужем и подумай о человеческой участи вообще и о том, в какое время мы родились. Твоя доблесть дала тебе больше, нежели отняла судьба, так как ты достиг того, что удалось немногим новым людям, а утратил то, чего лишились очень многие весьма знатные[1712]. Наконец, видимо, надвигается такое положение с законами, судами, такие времена, что тот, кто отошел от этих государственных дел с самым легким наказанием[1713], видимо, отделался счастливо.

2. У тебя же есть состояние, дети, мы и прочие — очень близкие и благожелательные друзья; у тебя будет полная возможность жить вместе со мной и всеми своими близкими; из столь многочисленных судебных решений только одно вызывает порицание, так как его считают вынесенным большинством одного голоса, притом сомнительного, в угоду могуществу некоего лица[1714]; по всем этим причинам ты должен переносить свое несчастье как можно легче. Мое же отношение к тебе и твоим детям будет всегда таким, какого ты хочешь и каким оно должно быть.

 

CLXXX. Титу Тицию

 

[Fam., XIII, 75]

Рим, конец 52 г. или начало 51 г.

Марк Цицерон шлет привет легату[1715] Титу Тицию, сыну Тита.

1. Не сомневаясь в том, что моя первая рекомендация для тебя достаточна, все же уступаю просьбе своего очень близкого друга Гая Авиания Флакка, которому я и желаю и, клянусь, обязан желать всякого успеха. Я обстоятельно говорил с тобой о нем при нашей встрече, когда ты дал мне самый благоприятный ответ, а также писал тебе подробно ранее, но, по его мнению, для него важно, чтобы я писал тебе возможно чаще. Поэтому прости мне, пожалуйста, если тебе покажется, что я, уступая его желанию, менее помню о твердости твоих обещаний.

2. Прошу тебя о том же самом: предоставь Авианию возможность доставлять зерно в удобное для него место и удобный срок; и того и другого он при моем посредстве добился на три года, когда во главе этого дела стоял Помпей[1716]. Самое главное, и чем ты мог бы доставить мне величайшее удовольствие, — это позаботиться, чтобы Авианий, считая, что он мною любим, знал, что я любим тобою. Это будет мне очень приятно.

 

CLXXXI. Марку Марию

 

[Fam., VII, 2]

Рим, начало 51 г.

Марк Цицерон шлет привет Марку Марию.

1. Твое поручение я выполню тщательно — но ты, остроумный человек, дал поручение именно тому, кому выгодно, чтобы это было продано возможно дороже. Впрочем, ты предусмотрел многое, назначив предельную цену с тем, чтобы я не покупал дороже. Если бы ты позволил мне действовать, то, ради моей дружбы к тебе, я закончил бы дело с сонаследниками; теперь же, зная твою цену, я скорее поставлю человека, который набьет цену, лишь бы это не было продано дешевле. Но довольно шуток: твоим делом займусь тщательно, как мне и надлежит.

2. Уверен в твоей радости по поводу Бурсы[1717]; но ты поздравляешь меня слишком скромно. Ты считаешь, что вследствие низости этого человека, я, как ты пишешь, считаю эту большую радость меньшей. Верь мне, пожалуйста, что это осуждение обрадовало меня больше, нежели смерть врага[1718]: во-первых, я предпочитаю суд казни, затем, лучше то, что во славу друга, чем то, что для него гибельно[1719]; но особенное удовольствие доставило мне то, что проявилось такое сильное сочувствие ко мне со стороны честных людей, направленное против невероятных усилий самого прославленного и могущественнейшего мужа[1720].

3. В конце концов (возможно, что это едва ли покажется правдоподобным), я ненавижу этого человека гораздо больше, чем пресловутого Клодия. Ведь на последнего я нападал, а того защищал. Когда в моем лице должно было подвергнуться опасности все государство, то Клодий имел в виду нечто великое и притом не самостоятельно, а с помощью тех, кто не мог бы устоять, если бы устоял я; эта же обезьянка избрала меня предметом своих нападок ради собственного удовольствия и убедила некоторых моих ненавистников, что они всегда смогут выпускать ее на меня. Поэтому усиленно призываю тебя радоваться. Произошло великое событие. Не было никогда более мужественных граждан, чем те, которые осмелились осудить его наперекор столь великому могуществу того, кем они сами были поставлены в судьи. Они никогда не сделали бы этого, если бы моя скорбь не была бы скорбью и для них.

4. Я здесь так занят бесчисленными и многолюдными судебными делами, а также в связи с новыми законами[1721], что ежедневно даю обеты для того, чтобы не вводили дополнительного месяца[1722] с тем, чтобы я мог увидеться с тобой возможно скорее.

 

CC. Марку Целию Руфу, в Рим

 

[Fam., II, 8]

Афины, 6 июля 51 г.

Проконсул Марк Цицерон шлет привет Марку Целию.

1. Как? Ты полагал, что я поручил тебе сообщить мне именно о составе гладиаторов, об отложенных судебных делах, о краже, совершенной Хрестом[1851], и о том, о чем никто не осмелился бы рассказать мне, когда я нахожусь в Риме? Видишь, как высоко ты стоишь в моем мнении и, клянусь тебе, не без оснований, ибо до сего времени я не знал лучшего знатока государственных дел, чем ты. Я даже не забочусь о том, чтобы ты писал мне о наиболее важных событиях, ежедневно происходящих в государстве, кроме тех, которые будут относиться непосредственно ко мне; о них напишут другие, многие расскажут, многое также донесет сама молва. Поэтому я жду от тебя, как от весьма дальновидного человека, сообщения не о прошедшем и не о настоящем, а о будущем, с тем, чтобы, ознакомившись по твоим письмам с планом, я мог знать, каково будет здание государства.

2. Впрочем, мне пока не в чем упрекнуть тебя, ибо не произошло ничего, что ты мог бы предвидеть в большей степени, чем любой из нас и прежде всего я, который провел с Помпеем много дней подряд[1852] в беседах только о государственных делах. Об этом и невозможно написать и не следует писать; скажу только, что Помпей — выдающийся гражданин, и сердцем и умом готовый ко всему, о чем следует позаботиться в государстве. Поэтому присоединяйся к нему; верь мне, он примет тебя с распростертыми объятиями. В своих взглядах на честных и дурных граждан он уже сходится с нами.

3. Проведя целых десять дней в Афинах, где я часто находился в обществе нашего Галла Каниния[1853], отправляясь отсюда в канун квинтильских нон, пишу тебе это письмо. Хотя я и рассчитываю на твое особое внимание ко всем моим делам, но больше всего к тому, чтобы срок моего наместничества не был продлен; в этом для меня — все. Когда, как и через кого действовать, ты решишь лучше всего.

 

Из неизвестных книг

4. — Цицерон Бруту:

Так ты и поступишь и будешь меня или любить, или почитать, чем я довольствуюсь[6506].

5. — Иногда честным советуют не особенно благородное; не особенно честным подаются советы, в которых имеется в виду польза тех, кто советует. И мне вполне ясно, какие мысли могут тотчас возникнуть у читателя: так этому ты учишь и это считаешь дозволенным? Цицерон мог бы оправдать меня, раз он так пишет Бруту, предпослав очень много такого, что можно пристойным образом советовать Цезарю:

Честный ли я муж, если советую это[6507]? Отнюдь нет; ведь цель советующего — польза того, кому каждый советует. «Но это справедливо». Кто отрицает это? Но для справедливого не всегда есть место при подаче совета[6508].

6. — «Содержание» имеет более широкое значение. Ведь и в применения к драматическим произведениям, сочиненным для представления на сцене, говорят «содержание», и сам Педиан[6509], излагая как бы тему речей Цицерона, говорит: «Содержание таково», и сам Цицерон пишет Бруту так:

Он, пожалуй, опасался, как бы я не перенес оттуда кое-чего дурного в своего «Катона»[6510], хотя содержание и не было сходным[6511].

7. — Цицерон справедливо пишет в этих же самых выражениях в одном письме к Бруту:

Ведь я совершенно не признаю красноречия, которое не вызывает удивления[6512].

8. — И ведь те слова, которые теперь являются старинными, некогда были новыми, и употребляются кое-какие совсем недавнего происхождения… Слова «благоволение» (favor) и «обходительный» (urbanus) Цицерон считает новыми. Ведь и в письме к Бруту он говорит:

Ту любовь и то благоволение — чтобы воспользоваться этим словом — я призову на совет[6513].

9. — Та свобода в пользовании числами будет иметь значение более всего при произнесении речей; ведь и Ливий часто говорит: «Римлянин, победитель в сражении», когда он указывает, что победили римляне; наоборот, Цицерон, когда он говорит только о себе, пишет[6514] Бруту:

Мы провели народ и показались ораторами.

10. — Это более частое повторение называют сплетением [6515]; оно происходит от смешения фигур, как я сказал выше; таково письмо к Бруту:

Хотя я и вернулся к добрым отношениям с Аппием Клавдием и вернулся[6516] при посредстве Гнея Помпея, …

Итак, раз я вернулся, …[6517]

11. — Фигуры, которые образуются путем пропуска, достигают особенной красоты краткости и новизны. Одна из них — это, когда какое-либо пропущенное слово достаточно понятно на основании прочих, например, Цицерон Бруту:

Разговор, разумеется, только о тебе; ведь о чем еще? Тогда Флавий[6518]: «Завтра, — говорит, — письмоносцы, и я там же нацарапал это во время обеда»[6519].

 

Раздел IX. От Марка Юния Брута Цицерону

 

1. — Брут в письмах:

После того как он, после убийства Гая Цезаря, пересек море, было предоставлено…[6520]

2. — Хуже окончание в виде гексаметра, как у Брута в письмах:

И они[6521] предпочитают не иметь покровителей или защитников, хотя и знают, что на это было согласье Катона[6522].

3. — Брут о диктатуре Гнея Помпея:

Ведь лучше никем не повелевать, нежели у кого-либо быть в рабстве; ведь без первого можно с почетом жить; жить со вторым нет никакой возможности[6523].

 

Раздел X. Марку Туллию Цицерону сыну

 

1. — Цицерон в первой книге к сыну Марку:

Поэтому постарайся и добейся превосходства[6524].

2. — Марк Туллий во второй книге к сыну:

Я с величайшей охотой буду ему содействовать, чем только смогу[6525].

3. — Цицерон сыну:

Стертыми записями…[6526]

4. — Как ты признал истину философии, учат наставления, составленные тобой для сына, в которых ты советуешь:

Наставления философии следует знать; жить следует как гражданин[6527].

 

Раздел XI. Гаю Лицинию Макру Кальву

 

1. — Цицерон в первой книге писем к Кальву[6528]:

Я был огорчен, что письмо от тебя было доставлено мне стертым[6529].

2. — Цицерон Кальву:

Ум предчувствует и каким-то образом предсказывает, какова будет приятность[6530].

 

Раздел XII. Квинту Аксию [6531]

 

1. — Из первой книги. — Цицерон Аксию:

К Марку Бибулу обратились[6532].

2. — Цицерон в первой книге к Аксию:

Если ты можешь сколько-нибудь помочь нам, …[6533]

3. — Марк Туллий во второй книге к Аксию:

Я разорвал бы твое письмо против своего желания: с такой добротой оно было написано[6534].

4. — Каким плачущим голосом говорит Цицерон в одном письме к Аксию уже после победы над Помпеем отцом, когда сын его все еще вновь готовил сломленное оружие!

Ты спрашиваешь, что я здесь делаю. Остаюсь в своей тускульской усадьбе полусвободный[6535].

 

Раздел XIII. Марку Порцию Катону

 

Марк Туллий в письме к Катону:

Мне не следует отказываться от своего достоинства именно потому, что многие посягнули на него, но тем более следует восстановить его, что более многочисленны те, кто его желал[6536].

 

Раздел XIV. Цереллии

 

(К смешному можно отнести) также то, что Цицерон написал Цереллии[6537] в объяснение, почему он так терпеливо переносит то известное время Гая Цезаря:

Это следует переносить либо с присутствием духа Катона, либо с настроением Цицерона.

В этом «настроение»[6538] есть некоторое подобие шутки[6539].

 

Раздел XV. Из неизвестных писем

 

1. — Я не всегда называю умолчанием даже то, в чем что-либо предоставляется подразумевать, как, например, Цицерон — также в письмах:

Написано в Луперкалии, в день, когда Антоний на Цезаря.

Ведь он не умолчал и не пошутил, так как подразумевать можно было только следующее: «возложил венец»[6540].

2. — Полагаю, что «изящный» приложимо не только к смешному. Ведь и Гораций не сказал бы, что природа наделила Вергилия даром изящных песен[6541]. Я считаю, что есть название красы и утонченной изысканности. Поэтому Цицерон и приводит в письмах следующие слова Брута:

Право, ноги у нее изящны и нежны, когда она восхитительно ступает[6542].

3. — Сплетение, сочетание, та фигура речи, при которой то же слово или имя, употребленное дважды подряд, означает разное, например, следующее:

Тем не менее к тому дню[6543] Меммий не был Меммием[6544].

 

Раздел XVI. Марцеллу

 

Цицерон сказал Марцеллу[6545] уменьшительно:

Обезьянка[6546].

 

 

ОТ РЕДАКЦИИ

 

Марк Туллий Цицерон является одним из важнейших деятелей античной культуры.

Его историческое значение определяется, с одной стороны, его действенной ролью в процессе образования римской литературной прозы, а с другой — его обширной и не менее важной литературно-популяризаторской работой.

Цицерон популяризировал в Риме все то, что сделано было Грецией в области теории и практики греческой ораторской речи, и он же первый познакомил культурную верхушку римского общества с основными течениями тогдашней философской мысли, которые ясно и общедоступно изложены были им на латинском, родном языке.

Как политический деятель, Цицерон не возвышался над своей эпохой.

Типичный представитель промежуточного сословия всадников, в своей политической практике Цицерон отличался неустойчивостью, непоследовательностью и нерешительностью. Его политические взгляды не были цельными и оригинальными. Историко-познавательная ценность Цицерона лежит не в этих взглядах, а в отмеченных нами культурных его начинаниях, отразивших конкретно-историческую обстановку его эпохи.

Цицерон жил в драматический период смены старой системы Римской республики системой диктатуры Цезаря, подготовлявшей новую, грядущую государственную систему Римской империи.

Цицерон был непосредственным участником современной ему политической борьбы. Он выступал на форуме в качестве политического и судебного оратора, выполнял важные магистратуры и в том числе высшую магистратуру римского консула. Умер он жертвой проскрипций Антония.

Яркие политические события и общественные настроения его времени нашли свое отражение в его «речах», очень далеких, конечно, от беспристрастия, но великолепных по блистательной мощи горящего в них античного ораторского мастерства.

Для историка, однако, может быть, еще больший интерес представляет переписка Цицерона с близкими ему людьми, с друзьями и родственниками, так как в этих частных, интимных письмах легче раскрывается перед нами, порой ничем не прикрашенная, былая историческая и бытовая правда.

Поэтому нам кажется, что дать студентам, аспирантам, ученым специалистам и более широкому кругу советской интеллигенции русский перевод писем Цицерона будет делом безусловно полезным, а для университетского научного преподавания — делом и практически важным.

 

Академик И. И. Толстой

 

ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА

 

 

ГодыИсторические событияСобытия в жизни ЦицеронаРечиФилософские сочиненияРеторические и литературные произведенияПисьма106, 3 янв.Рождение Марка Туллия Цицерона.102Рождение КвинтаТуллия Цицерона.90—88Союзническая война.Поэмы (91 г.).89—84Первая война Рима с Митрадатом Понтийским.Военная служба Цицерона под началом Гнея Помпея Страбона (89 г.).Перевод «Прогностиков» Арата (90 г.). «Об ораторском изобретении» (86 г.).82—79Диктатура Луция Корнелия Суллы.Поездка в Афины, М. Азию и на Родос. Занятия философией и реторикой (79—77).82—80Вторая война Рима с Митрадатом Понтийским.В защиту Квинкция (81). В защиту Росция из Америи (80).78Смерть Суллы.77—72Восстание Квинта Сертория.Возвращение Цицерона в Рим; женитьба на Теренции (77).76Рождение дочери Туллии.В защиту актера Росция.75Квестура Цицерона в Лилибее (Сицилия).74—71Восстание рабов под предводительством Спартака.74—64Третья война Рима с Митрадатом Понтийским.70Консульство Помпея и Красса. Суд над наместником Сицилии Верресом. Реформа суда (закон Аврелия): распределение мест в суде между сенаторами, всадниками и эрарными трибунами.Дивинация против Цецилия; речи против Верреса.69Цицерон — курульный эдил.В защиту Фонтея. В защиту Цецины.68I67Предоставление Помпею чрезвычайных полномочий для борьбы с пиратами (закон Габиния).Обручение Туллии с Писоном Фруги.II-VIII66Закон Манилия о предоставлении Помпею верховного командования на Востоке. Помпей сменяет Лукулла в руководстве военными действиями против Митрадата Понтийского.Цицерон — претор.За Манилиев закон. В защиту Клуенция.IX65Первый заговор Катилины. Эдильство Гая Юлия Цезаря.Рождение сына Марка. X-XI64Победы Помпея на Востоке; присоединение Сирии. Поражение Катилины при выборах консулов. Аграрный законопроект Публия Сервилия Рулла.Избрание Цицерона консулом.В тоге кандидата (фрагм.).XII63Запрещение коллегий. Второй заговор Катилины; 5 декабря — осуждение и казнь катилинариев.Консульство Цицерона; его борьба с Катилиной и катилинариями.О земельном законе (3 речи). В защиту Рабирия Старшего. Против Катилины (4 речи).XIII-XVI62Гибель Катилины в Этрурии. Возвращение Помпея с Востока.В защиту Мурены. В защиту Публия Суллы. В защиту поэта Архия.61Суд над Публием Клодием по обвинению в кощунстве. Аграрный законопроект Флавия о наделе землей ветеранов Помпея. Гай Юлий Цезарь — пропретор в Испании.Выступление Цицерона против Клодия в суде.XVII-XXIII60Избрание Цезаря консулом. Тайный политический союз между Цезарем, Помпеем и Крассом («первый триумвират»).XXIV-XXIX59Консульство Цезаря и Бибула. Аграрные законы Цезаря. Предоставление Цезарю проконсульства в Галлиях и Иллирике на 5 лет (закон Ватиния). Женитьба Помпея на Юлии, дочери Цезаря. Избрание Публия Клодия народным трибуном на 58 г.Цицерон вдали от государственных дел. B защиту Л. Флакка.XXX-LV58Трибунат Публия Клодия. Восстановление коллегий; ограничение власти цензоров; бесплатная раздача хлеба населению Рима. Закон об изгнании Цицерона. Присоединение Кипра. Победы Цезаря в Галлии.Изгнание Цицерона (март 58 г. — июль 57 г.).LVI-LXXXVI57Война Цезаря с белгами; покорение большей части Галлии. Оппозиция триумвирату в Риме. Голод в Риме; предоставление Помпею чрезвычайных полномочий по снабжению государства хлебом.Возвращение Цицерона из изгнания (начало августа 57 г.) и сближение его с триумвирами.Речь в сенате по возвращении из изгнания. Речь к народу по возвращении из изгнания. О своем доме.LXXXVII-XCIII56Совещание триумвиров в Луке; распределение провинций и войск.В защиту Сестия. Против Ватиния. Об ответах гаруспиков. В защиту Целия. В защиту Бальба. О консульских провинциях.XCIV-CXXI55Второе консульство Помпея и Красса. Продление проконсульства Цезаря в Галлиях на 5 лет (закон Помпея и Лициния). Предоставление Помпею проконсульства в Испаниях на 5 лет, Крассу — проконсульства в Сирии на такой же срок (закон Требония).Против Писона.«Об ораторе».CXXII-CXXIXПоход Цезаря в Германию; первый поход его в Британию. Поход проконсула Сирии Габиния в Египет и восстановление Птолемея Авлета на троне.«О государстве» (55-54).54Второй поход Цезаря в Британию. Смерть Юлии, дочери Цезаря и жены Помпея. Суд над Габинием. Начало войны с парфянами.Квинт Цицерон — легат у Цезаря. Марк Цицерон защищает Габиния в суде.В защиту Рабирия Постума. В защиту Гн. Планция.«Ораторские деления».CXXX-CLX53Поражение римского войска под Каррами (май); гибель Красса в Месопотамии (июнь). Ослабление союза между Цезарем к Помпеем.В защиту Милона.«О законах».CLXI-CLXXVIII52Убийство Клодия Милоном; волнения в Риме. Объединение оптиматов вокруг Помпея. Помпей — консул без коллеги. Осуждение Милона. Законы Помпея против подкупа избирателей, против применения насилия в политической борьбе, о порядке распределения провинций. Восстание в Галлии.CLXXIX-CLXXX51Обсуждение в сенате вопроса о провинциях и о преемнике Цезарю. Угроза вторжения парфян в восточные провинции Рима.Проконсульство Цицерона в Киликии; его успешные военные действия против местных племен.CLXXXI-CCXXXVII50Вопрос о заочной кандидатуре Цезаря в консулы на 48 г. Агитация Марка Целия Руфа и Гая Скрибония Куриона в пользу Цезаря. Набор войска Помпеем для защиты Италии от вторжения Цезаря.Возвращение Цицерона в Италию (25 ноября).CCXXXVIII-CCXCIX49—46Гражданская война.49, 1 январяТребование сената о сложении власти Цезарем.CCC-CCCCI4 январяБегство народных трибунов Марка Антоння и Квинта Кассия к Цезарю.12 январяПереход Цезаря через Рубикон.Январь — февральЗахват Цезарем ряда городов Италии.21 февраляКапитуляция Луция Домиция Агенобарба в Корфинии.17 мартаПереправа Помпея с войском в Эпир.Весна — Цицерон ведает набором войск в Капуе.18 мартаВступление Цезаря в Брундисий.Начало апреляВступление Цезаря в Рим.Весна — осеньВоенные действия Цезаря против легатов Помпея в Испании.7 июня — отъезд Цицерона в Грецию к Помпею.2 августаБитва при Илерде и капитуляция помпеянцев.ОсеньКапитуляция Массилии.Цицерон в Эпире, в лагере Помпея.НоябрьДиктатура Цезаря и избрание его консулом на 48 г.ДекабрьПереправа Цезаря с войском в Эпир.48, Конец июняПобеда Помпея над войсками Цезаря под Диррахием.CCCCII-CCCCXVII9 августаПоражение Помпея под Фарсалом. Бегство Помпея в Египет; убийство Помпея в Египте.Конец октябряСоциальное движение в Риме; вопрос о долгах; претор Марк Целий, ставший на сторону должников, изгнан из Рима; восстание Целия и Милона; гибель Целия и Милона. Объединение помпеянцев в Африке; их союз с нумидийским царем Юбой.Возвращение Цицерона в Италию (в Брундисий). Октябрь 48 — сентябрь 47 г. — Цицерон в Брундисии.48—47Александрийская война.47Поход Цезаря в Азию и победа над царем Фарнаком. Социальное движение в Риме под руководством народного трибуна Долабеллы; борьба Марка Антония с ним.«Брут» («О славных ораторах»).CCCCXVIII-CCCCXLVIIОсеньВозвращение Цезаря в Рим; новое решение долгового вопроса и вопроса о квартирной плате; уступки демократии.Сентябрь — встреча Цезаря с Цицероном на юге Италии; помилование Цицерона Цезарем. Возвращение Цицерона в Тускул.Конец 47—46Война Цезаря с помпеянцами в Африке.CCCCXLVIII-CCCCLXXIV46, 6 апрелПобеда Цезаря при Фапсе. Самоубийство Марка Порция Катона в Утике.Конец июляВозвращение Цезаря в Рим.«Оратор». «О наилучшем роде ораторов».ОсеньЧетыре триумфа Цезаря. Объявление Цезаря диктатором на 10 лет. Раздача земли ветеранам. Закрытие коллегий; сокращение бесплатной выдачи хлеба; назначение должностных лиц диктатором; реформа суда; реформа календаря.Развод Цицерона с Теренцией. Женитьба Цицерона на Публилии.В защиту Марцелла. В защиту Лигария. В защиту царя Дейотара.«Парадоксы стоиков».CCCCLXXV-DXLI45Война Цезаря с помпеянцами в Испании.Февраль — смерть Туллии, дочери Цицерона. Цицерон в Астуре, с осени — в Риме.«О пределах добра и зла». «Академики». «Тускульские беседы». «О природе богов».DXLII-DCXCV17 мартаПоражение помпеянцев при Мунде.Конец мартаГибель Гнея Помпея сына. Божеские почести Цезарю.44Пожизненная диктатура Цезаря. Подготовка к походу против парфян. Заговор против Цезаря.«О предсказании». «О судьбе». «О старости». «О дружбе». «Об обязанностях».«Топики».DCXCVI-DCC15 мартаУбийство Цезаря.Ночь с 15 на 16 мартаЗахват М. Антонием архива Цезаря и денежных средств.17 мартаЗаседание сената в храме Земли: подтверждение актов Цезаря, амнистия его убийцам.DCCI-DCCCXV19 или 20 мартаПохороны Цезаря; речь М. Антония к народу; возбуждение в Риме против убийц Цезаря.7 апреля — отъезд Цицерона из Рима.44, 11 апреляПриезд Гая Октавия в Италию.9—13 апреляОтъезд Марка Брута и Гая Кассия из Рима.Март — апрельДвижение Лже-Мария.19 апреля — встреча Гая Октавия с Цицероном.3 июняЗакон Марка Антония об обмене провинциями.3 июняВербовка войск М. Антонием и Октавианом. Децим Брут собирает войска в северной Италии.17 июля — отъезд Цицерона в Грецию. 31 августа — возвращение Цицерона в Рим.Август — октябрьОтъезд Марка Брута в Македонию; отъезд Гая Кассия в Сирию.2 сентябряЗаседание сената.Цицерон во главе сенатской партии; его борьба с М. Антонием.Филиппика I (в сенате).19 сентябряРечь М. Антония в сенате против Цицерона.Филиппика II (памфлет).9 октябряОтъезд М. Антония в Брундисий для встречи легионов, вызванных им из Македонии.Начало ноябряВозвращение Октавиана в Рим из Кампании.29 ноябряВозвращение М. Антония в Рим.Конец ноябряПоход М. Антония против Децима Брута.Декабрь 44 - апрель 43 г.Мутинская война.44, 20 декабряЗаседание сената.Филиппика III (в сенате).43, 1 январяЗаседание сената.Филиппика IV (к народу).DCCCXVI-CMXV4 январяЗаседание сената — решение отправить посольство к М. Антонию, осаждавшему Децима Брута в Мутине.Филиппика V (в сенате). Филиппика VI (к народу). Янв.—февр. — Филиппика VII (в сенате).43, 20 мартаОтъезд консула Гая Вибия Пансы из Рима.Февр. или март — Филиппики VIII, IX и X (в сенате). Март — Филиппики XI и XII (в сенате).14 апреляСражение под Галльским Форумом; ранение консула Пансы.Март или апрель — Филиппика XIII (в сенате).21 апреляПолучение в Риме известия о сражении под Галльским Форумом.21 апреля — Филиппика XIV (в сенате).21 апреляСражение под Мутиной; гибель консула Авла Гирция.23 апреляСмерть консула Пансы в Бононии.29 маяСоединение войск М. Антония и Марка Эмилия Лепида в Нарбонской Галлии; переход Лепида на сторону М. Антония.Конец июляПоход Октавиана на Рим.19 августаИзбрание Октавиана консулом.НоябрьСоглашение между М. Антонием, Октавианом и Лепидом («второй триумвират»); проскрипции.7 декабря — убийство Цицерона, близ Формий.

 

ИЗОБРАЖЕНИЯ

 

Гай Юлий Цезарь (Берлин)

 

 

 

 

Марк Антоний (Флоренция)

 

 

 

 

Марк Туллий Цицерон (Рим)

 

 

 

 

Гай Юлий Цезарь (Рим)

 

 

 

 

Гней Помпей (Копенгаген)

 

 

 

 

Денарий Цезаря 44 г.

 

Голова Цезаря в лавровом венке; надпись: CAESAR DICT PERPETVO, т.е. Цезарь, диктатор навсегда. На оборотной стороне изображение богини Венеры, держащей на правой руке богиню Победу и опирающейся левой рукой на посох.

 

 

 

Марк Туллий Цицерон

Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту

 

 

http: //ancientrome.ru/antlitr/cicero/epistulae/index.htm

«Письма Марка Туллия Цицерона к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту»: Издательство Академии Наук СССР; Москва—Ленинград; 1949

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: