Июня. Джордж Хантли и его женщины

 

Джордж стоял на пороге этого унылого помещения, трепеща от волнения, словно школьник на первом экзамене. Он потратил сегодня пол‑утра на выбор подходящего костюма. Одни казались слишком легкомысленными, другие недостаточно строгими, третьи вообще не соответствовали случаю. Промучившись пару часов, он остановил свой выбор на строгом сером костюме с розовой рубашкой, вносящей ноту романтики в его облик. Размышлять о том, что он скажет невесте и как она его примет, он боялся.

Мардж, видя его состояние, даже попробовала предложить ему успокоительное. Но он только зло отмахнулся. В конце концов, маркизу Хантли не пристало вести себя как красна девица на выданье. Хотя, с другой стороны, если быть до конца откровенным, Джордж трусил ужасно.

И вот теперь, чудом преодолев расстояние от дома до тюрьмы, он стоял в зале свиданий бледный, покрытый испариной. В руках Джордж сжимал огромный букет алых роз.

На самом деле он не был уверен, захочет ли Вероника вообще его видеть. Его то и дело бросало в жар, всю дорогу он вел мысленный диалог с невестой, пытаясь объяснить ей свое странное поведение. Название своему поведению он тоже долго и тщательно выбирал, потому что те, которые естественным путем приходили на ум, в приличном обществе не озвучивают.

Наконец дверь напротив распахнулась, и на пороге появилась Ника. Бледная, с огромными фиолетовыми тенями вокруг глаз. Она казалась беззащитно трогательной, болезненно хрупкой в просторном трикотажном кардигане и светлых обтягивающих джинсах.

Она молча села за один из столов и, опустив голову, смотрела на свои сжатые ладони.

Джордж дождался, пока охранники оставят их вдвоем.

– Ники! Я мягкотелый, бесхарактерный, избалованный ублюдок! – С этими словами маркиз Хантли рухнул на колени возле ног возлюбленной.

Выглядело это несколько картинно и наигранно, но прикрытые глаза Вероники едва заметно сверкнули из‑под опущенных ресниц.

– Я трус, размазня, мямля! Сидел в замке как перепуганный страус, засунув голову в песок, и ждал, что все вот‑вот само образуется! – Его серые глаза смотрели на нее жалобно, тоскливо, моля о прощении. В них было столько любви, стыда, надежды, что Ника, взглянув на жениха, почти тут же оттаяла и бросилась ему на шею.

– Прости меня, любимая! – шептал Джордж, осыпая ее поцелуями.

Когда свидание закончилась, Вероника покидала комнату, прижимая к груди огромный колючий букет, а Джордж в съехавшем набок галстуке стоял на пороге, не в силах оторвать от нее влюбленного, полного восхищения взгляда. Даже сейчас, после таких испытаний и пяти дней, проведенных в этом жутком месте, она выглядела восхитительно утонченной, ангельски прекрасной. Он стоял до тех пор, пока охранник не поторопил его, взяв за край рукава.

С души Джорджа свалился огромный пудовый камень, всю дорогу до замка он легко напевал что‑то неразборчивое, а на губах его впервые за последние дни играла легкая, счастливая улыбка.

– Ну, как Ники? – Гулявшая по парку Мардж подошла к крыльцу, заслышав издалека звук мотора его подъезжающей к крыльцу машины.

– Мы помирились! – счастливо улыбаясь, сообщил Джордж.

– А я помирилась с Джулией. Мы выяснили все недоразумения. Хочу завтра вместе с ней навестить Нику. Уже попросила Сару подготовить корзину с фруктами и испечь для бедняжки Сарины фирменные булочки. Это было форменное свинство с твоей стороны, что ты так долго не мог найти ей адвоката! Страшно подумать, как она смогла продержаться в тюрьме без родных и друзей. – И она шутливо ткнула Джорджа в лоб кулаком. – Привет, Джулия! – помахала она идущей к ним по лужайке миссис Ползуновой. – Мэри! Где вы были?

Мардж присела на корточки, чтобы поздороваться с едущей в коляске малышкой.

– Дядя Джордж только что вернулся от Ники! Пойдемте все вместе в дом и послушаем, как у нее дела! – Она вынула из коляски малышку, и они все вместе вошли в холл.

 

* * *

 

С самого приезда в Хантли Джорджа не покидало напряжение. Конечно, он знал, какова будет реакция матери на его решение, он знал, что она не примет Веронику. Знал характер маркизы.

Мать всегда была избалованной, упрямой и своевольной, такой ее сделали финансовая независимость и слабохарактерность отца. Мать частенько выговаривала Джорджу за его легкомыслие и безответственность, укоряла в паразитическом образе жизни. Послушать ее, так можно подумать, что имеешь дело с благонравной пуританкой, проводящей свои дни в трудах и молитвах. Но Джордж прекрасно знал свою мать. В детстве он почти не видел ее, им всегда занимались няньки и воспитатели. Потом он учился в элитной закрытой школе, потом были колледж и университет.

Отец, холодный и замкнутый, хоть и находился все время в Хантли, не считал нужным тратить время на сына. Мать иногда появлялась в детской между приемами, вечеринками, гостями и танцами, чмокала его в щеку, журила за проказы, дарила ему шоколадки или игрушки, которые по ее просьбе покупала горничная, и упархивала в свой веселый мир. Мать Джорджу всегда была ближе. Он тоже мечтал, когда вырастет, жить так же легко и весело. Он никогда не осуждал мать, полностью ее понимал. Он слышал о ее романах. Иногда ему удавалось подслушать разговоры прислуги или перешептывания гостей, а один раз он слышал, как отец с матерью ругались в кабинете, отец выговаривал ей за ее недопустимое поведение, которое бросает тень на род Хантли, но она обозвала его какими‑то злыми, гадкими словами и ушла из кабинета, хлопнув дверью.

Джордж ее не осуждал. Он уже был достаточно взрослым, чтобы понять, насколько разные люди его родители, единственное, что его удивляло, как вышло так, что они поженились. И решил, что сам он подойдет более ответственно к устройству собственного брака. Если, конечно, вообще когда‑нибудь женится. Продолжение достойного рода не казалось ему таким уж важным делом.

Когда он окончил университет, отец уже умер, мать к этому времени отошла от прежнего круга друзей, предпочитая вести более уравновешенный и спокойный образ жизни. Она все еще выезжала на сезон в Лондон, посещала модные премьеры, но количество посещаемых ею вечеринок сократилось, гости, которых она собирала, становились все скучнее и зануднее, вероятно, это были обычные проявления наступающей старости, а может, она просто устала?

Зато теперь она стала раздражаться на Джорджа, как некогда его отец раздражался ее собственным образом жизни. Она словно забыла свою молодость, все больше превращаясь с каждым днем в скучную, чопорную, капризную особу. Ее обычный снобизм, почти незаметный раньше, стал со временем просто воинствующим. Солидный капитал и куча бедных родственников, а также обращения различных благотворительных фондов развили в ней склонность к самодурству и тирании. Ей нравилось мучить людей, играя их чувствами и судьбами.

Все это привело к тому, что Джордж с матерью почти перестали видеться, все больше отдаляясь друг от друга. Он предпочитал проводить время в Лондоне или гостил у своих многочисленных светских друзей. Маркиза облюбовала Хантли, где властвовала безраздельно. У нее здесь сложился свой круг, члены которого безоговорочно признали ее владычество, иногда она устраивала вечера, изредка посещала гольф‑клуб, карточный клуб и ежегодные фестивали. Жизнь леди Эстер становилась все скучнее, а характер неуклонно менялся.

Джордж неоднократно пытался разговаривать с матерью, взывая к жизни ту веселую, жизнерадостную женщину, которую помнил из детства. Но она лишь раздражалась, словно решила забыть свою прежнюю жизнь, словно стыдилась или боялась ее. А возможно, ее новому «я» так было проще самоутверждаться. Отношения Джорджа с матерью становились все напряженнее.

А потом случилась помолвка. Маркиза до последнего считала, что сможет помешать сыну вступить в этот брак, который она считала возмутительным мезальянсом. Леди Эстер словно подхватила из рук умирающего мужа знамя рода Хантли и теперь фанатично отстаивала его честь и достоинство с тем же рвением и самоотдачей, с какими раньше подрывала его репутацию.

Скандал, который она закатила в день их с Вероникой прибытия в замок, мог бы сделать честь подвыпившей рыночной торговке в базарный день.

Джорджу стоило большого труда успокоить Веронику после подобного приема.

Сам Джордж, унаследовав от матери тягу к развлечениям и беззаботному прожиганию жизни, получил в наследство от отца умение владеть собой, сдержанные, почти холодные манеры, расчетливый ум, который, впрочем, он никогда не использовал в меркантильных целях, и некоторую скрытность.

Поэтому ему удавалось держать себя в руках, какие бы безобразные сцены ни закатывала его чопорная, аристократичная матушка. Конечно, это противостояние отнимало у него столько сил, что их с Никой отношения утратили прежний пыл, и, возможно, это было самым худшим в этой ситуации. Желая сделать как лучше, он не заметил, что отдалился от Ники, полностью погрузившись в разгоравшийся конфликт. Джордж неоднократно пытался примирить маркизу с будущей невесткой, неустанно демонстрируя достоинства будущей жены. Все было бесполезно. Вероника, вначале спокойно воспринимавшая подобную ситуацию, в конце концов потеряла всякое терпение и уже готова была поставить вопрос ребром, но тут случилось это ужасное происшествие. Леди Эстер была убита.

Джордж неотвязно думал о случившемся. Картины того утра вставали перед его внутренним взором помимо желания. Мать, лежащая на дорожке с проломленной головой в луже темной растекающейся крови, рыжеватый гравий, впитавший в себя капли ее жизни. Вероника с огромными от ужаса глазами и красными растопыренными ладонями. Толкущаяся тут же прислуга. Крики, визг, полиция. Он был словно во сне. Его спрашивали, он отвечал, слыша свой голос словно со стороны как чужой. Ему все время хотелось выпить. Такой жажды он никогда не испытывал. Ему все время казалось, что еще глоток, и он забудется, провалится в бездумное, бесчувственное небытие. Но ничего не помогало. Воля слабела, а мозг продолжал исправно функционировать, мучая и терзая его. Какое счастье, что Мардж была рядом!

Он знал ее, кажется, всю свою жизнь. Когда Джордж впервые увидел ее, она была пухлой, щекастой малышкой в пышном розовом платье, с огромным бантом на голове. Марджори с родителями приехала на пару недель в Хантли‑холл. В тот день они подрались. Он отобрал у нее совок, а она стукнула его ведром по голове. Так завязалась их дружба. Позже они учились в одной школе и даже часть каникул проводили вместе, гостя по очереди друг у друга под присмотром гувернанток, пока родители предавались светским увеселениям. Герцог и герцогиня Оркни были близкими приятелями его матери.

Никто лучше Мардж не понимал его, вместе они прошли через испытания и соблазны, которые посылает нам юность. Вместе повзрослели, именно ей Джордж поверял все свои тайны, а она ему. Это была настоящая, крепкая, проверенная временем дружба.

Он был рад, что Мардж решила погостить в Хантли‑холле до свадьбы, несмотря на то что леди Эстер терпеть ее не могла, ревнуя к тому влиянию, которое Мардж имела на ее сына. Вероника тоже успела полюбить Марджори, и последняя оказывала девушке постоянную моральную поддержку в непростых отношениях с будущей свекровью.

А уж когда прибыли Бредфорды, Мардж стала просто незаменима.

Джордж не любил тетку. Презирал вульгарного, грубоватого лорда Бредфорда. С трудом терпел Чарльза с его шутовской манерой держать себя. Но кого он действительно не выносил, так это дорогую кузину Эвелин. Эта мерзкая проныра ничуть не изменилась с тех пор, как они с Мардж колотили ее в детской за то, что та ябедничала, наушничала, подсматривала и подслушивала. Повзрослев, Эвелин стала, пожалуй, только противнее.

Втроем с Вероникой и Мардж они организовали маленькую коалицию, противостоящую партии матери. А теперь, когда Веронику арестовали, а страждущие денег и наживы родственнички шныряли по замку, Мардж стала единственной, кто присматривал за всем. Сам Джордж никак не мог взять себя в руки, как ни старался.

А тут еще родственники Вероники. Как бы он ни уговаривал себя, но чувство вины перед невестой неустанно преследовало его.

Он все чаще повторял себе слова, вырезанные на перстне царя Соломона: «Все проходит, и это Пройдет». Они давали ему твердую уверенность в том, что рано или поздно весь этот кошмар закончится и жизнь наконец‑то пойдет так, как они мечтали.

 

Глава 24

21 июня. Юлия и К° берут след

 

Машина мчалась среди зеленых холмов и небольших деревушек, солнце заливало просторы лоскутного одеяла полей. Яркая синева неба теряла свою безупречность на горизонте, где легкие перистые облака рождались из моря и разлетались по безбрежному небесному океану.

В Инвернесс компания прибыла как раз к ланчу и с аппетитом перекусила в небольшом старинном пабе с низкими потолками и темными закопченными временем балками. Ожидая, пока в учреждениях закончится перерыв, заговорщики прогулялись по набережной Несса, любуясь панорамой раскинувшегося среди холмов города. Провинциальный, очень зеленый, с тихими набережными, неторопливой полноводной Несс, город располагал к прогулкам, но им сейчас было не до того.

Джон заранее выяснил адрес местной больницы, и они без труда нашли большое современное приземистое здание.

Теперь ребята в который раз начали проговаривать возможные варианты событий, а Юлия стояла рядом, чувствуя себя памятником, сто раз виденным и никому не интересным.

А ведь еще вчера вечером она была равноправным членом тайного общества по спасению Вероники. Была. Пока не явился Денис.

 

* * *

 

– Денис! Как ты посмел сюда явиться! Ведь мы с Василием ясно сказали тебе этого не делать! – неслись спозаранку вопли из апартаментов господ Ползуновых.

Сегодня утром, когда Юлия с аппетитом позавтракала у себя в комнате, миссис Хокинз лично сервировала им с Василием поднос, отчего все присланное было особенно вкусным, свежим, ароматным и горячим, и собиралась пойти навестить Маруську с Эбби, которые автоматом подпали под щедроты кухарки, в комнату ввалился Денис.

По его словам, он умудрился скинуть все экзамены и прибыл в Хантли с чистой совестью.

Конечно, положение русского семейства в замке за последние дни заметно укрепилось. Юлия помирилась с Джорджем и Мардж, Вероника простила блудного жениха. Кухарка и садовник стали их людьми во вражеском лагере, обеспечивая полноценным питанием, секретной информацией и дружеским участием.

Но все же Юлия не была уверена, что появление Дениса вызовет бурный восторг у ее будущего зятя.

Но, с другой стороны, Денис прав. Если Джордж считает Веронику невиновной, с какой стати он должен коситься на членов ее семьи, естественно, слетевшихся ей на помощь, а по большому счету, и ему.

В итоге Денис был оставлен в замке и посвящен в тайные планы по спасению Вероники.

Вчера, едва переговорив с кухаркой, Юлия тут же бросилась звонить Джону. Выслушав ее сенсационные догадки, он преисполнился энтузиазма.

– Значит, так, – проговорил он азартно. – Смит бросает экономку ради хозяйки. У экономки рождается ребенок, которого она предположительно отдает в приют. Спустя некоторое время леди Хантли бросает конюха, что вполне естественно, но к экономке он не возвращается. Через некоторое время конюх женится и, вероятно, мучимый совестью, решает усыновить своего незаконнорожденного ребенка. Возможно, даже без ведома мисс Пейн. Мальчик растет, делает успехи, получает образование, устраивается на хорошую работу. Вопрос: ему кто‑то помогает? Если да, то кто?

– Во‑первых, его мать! – подхватила Юлия. – Если Альфред Смит усыновил мальчика, наверняка она поняла, кто такой мальчик. И не могла не принять участия в судьбе единственного сына.

– А во‑вторых, леди Хантли! Эти двое могли шантажировать маркизу, грозясь обнародовать ее роман с конюхом! Вряд ли лорд Хантли был бы счастлив!

– Возможно. Но что‑то тут не совсем клеится. У леди Эстер было множество романов и, вероятно, хотя бы о некоторых из них муж знал. И судя по тому, что болтают слуги, она его не очень‑то и боялась.

– Думаю, что другие романы у нее случались с людьми ее круга, – заметил Джон.

– Возможно. А может, они давили на жалость, упрекая леди Эстер в том, что из‑за нее у мальчика не было с рождения полной семьи, – пофантазировала Юлия.

– Это мне кажется менее вероятным, – скептически отметил Джон.

– Хорошо. В любом случае, похоже, леди Хантли помогала молодому человеку. И у экономки были к ней претензии по поводу не сложившейся жизни.

– Безусловно.

– Судя по рассказу миссис Хокинз, Артур Смит мечтает открыть свою фирму. Ему нужны деньги. И мать, и отец понимают, что единственная возможность их достать – это попросить у леди Хантли. Она им отказывает. Возможно, сумма слишком большая, а возможно, ей это просто надоело. И они в порыве гнева убивают несговорчивую маркизу. Или вдвоем, или один из них, – закончила Юлия.

– Вот именно. Но тут я больше склонен подозревать экономку. У Мистера Смита еще трое детей и счастливый брак. А вот у нее любовь к сыну могла принять маниакальную страсть.

– Да. Пожалуй, ты прав. Но алиби нет у обоих. Так что на подозрении стоит оставить их двоих. К тому же миссис Хокинз сказала, что у Альфреда Смита вспыльчивый характер.

– Ладно, согласен. Каковы наши действия?

– Надо выяснить, кто настоящие биологические родители Артура Смита.

– Вы говорили, что экономка на полгода уезжала к своим родственникам, можно предположить, что там она и родила, там и отдала ребенка в приют. Вы не знаете, где они живут?

– Миссис Хокинз сказала, что ее сестра с мужем живут в Инвернессе. Иногда мисс Пейн навещает их.

– Это на севере, недалеко отсюда. Мы можем попробовать прокатиться туда и выяснить в больничных архивах, рожала ли у них Лесли Пейн. В каком году это было?

– Судя по всему, или в тысяча девятьсот восьмидесятом, или в восемьдесят первом.

– Отлично. А затем наведаемся в социальные службы.

– Послушай, Джон, а ты уверен, что нам так запросто сообщат подобную информацию?

– Нет. Уверен, что нет. Но, думаю, мы сможем что‑нибудь придумать на месте.

«Эх, будь мы в России, пара сотен баксов решили бы вопрос в пять секунд. Если, конечно, какой‑нибудь головотяп не потерял архив или чего‑нибудь в нем не напутал», – сокрушенно подумала Юлия.

И вот сегодня они с Джоном собирались прокатиться в Инвернесс. Василия решено было оставить дома присматривать за Маруськой, во‑первых, толку от него все равно не было, а во‑вторых, он безумно соскучился по любимому чаду.

Денис, узнав о ближайших планах детективов‑любителей, тут же принял бесповоротное решение ехать с ними. Он отлично говорит по‑английски, шарит в компьютерах, неплохо физически подготовлен, по его собственному заявлению, и уж если от кого и может быть прок, так это от него. А Юлия в принципе может оставаться дома с Василием, лепить куличики, заявило милое чадо.

Вот оно, новое поколение! Никакого уважения к старшим, только ослепительное чувство собственного превосходства.

В итоге поехали втроем.

В целях конспирации Василий довез Юлию с Динькой до шоссе, а там они пересели в машину Джона. Для обитателей замка Юлия с Денисом отправились в Хантли по магазинам. Несколько притянутая за уши версия, но ничего другого как‑то не придумалось.

Оказалось, Джон с Денисом уже знакомы. Несколько раз виделись, когда Денис приезжал к Нике на выходные, и мальчики прекрасно ладили.

И вот теперь они стояли в просторном приемном покое и в растерянности озирались по сторонам.

Все было в точности как в старой доброй русской поговорке: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги».

Радужные планы, построенные юными энтузиастами в духе «пришел, увидел, победил», явно рассыпались в прах. Детишки планировали незаметно найти архив, отвлечь сотрудницу в зависимости от возраста либо ухаживанием, либо душераздирающей историей о бедной сироте и потихоньку забраться в компьютер.

Но на месте стало ясно: так просто проникнуть в глубины этого лечебного заведения не удастся. Во‑первых, нигде не было видно карты здания, во‑вторых, на входе во внутренние помещения стояла охрана и проверяла пропуска.

Молодежь приуныла. Да, это вам не компьютерные базы вскрывать!

Юлия огляделась по сторонам и уже через пару минут инструктировала деморализованного Джона.

– Джон, я туристка. Ты мой гид. Несколько лет назад моя подруга, будучи в Инвернессе, сломала руку. Ее вылечили, и она благополучно вернулась домой. Спустя какое‑то время в сломанной руке стали появляться боли. Ей нужны снимки того самого перелома, нам бы хотелось переговорить в архиве, нельзя ли их получить без ее личного присутствия. Такая длинная витиеватая история, скорее всего, подвигнет дежурящую у стойки медсестру отправить нас в архив, нежели самой заниматься таким сложным выяснением обстоятельств.

Сработало. Через пару минут компания входила в лифт, чтобы на нем спуститься в подвальный этаж, где и располагалось вожделенное хранилище информации.

Правда, на этом их везение и закончилось. Внизу дружный коллектив наткнулся на железную решетчатую дверь с окошком и полочкой, за которой сидела грузная дама лет сорока, с суровым лицом и угрюмым взглядом. Она явно не жаловала гостей, и общество компьютера и стеллажей с папками предпочитала человеческому. Рассчитывать на то, что им удастся каким‑то образом выманить хранительницу информации из ее твердыни или склонить помочь бедным сиротам, нарушив правила больницы, не приходилось, скорее к этому можно было склонить лох‑несское чудовище.

Парни приуныли. Когда собирались на дело, их внутреннему взору, вероятно, представлялась некая юная особа, скучающая за монитором, которую они планировали в два счета обаять и соблазнить. Ибо, естественно, считали свои чары совершенно неотразимыми и губительными для любой особы женского пола старше пятнадцати и младше тридцати.

Увы. Дама, сидящая в архиве, давно справила сорокалетие. Желторотые юнцы ее явно не интересовали. Да и вообще было сомнительно, что кто‑либо в состоянии увлечь это монументальное создание, разве что Василий?

Эх, рано мы его сбросили со счетов, с грустью размышляла Юлия, оценивая ситуацию.

Но Василия не было, а проблема была. И решать проблему, видно, придется ей, сделала Юлия очевидное заключение.

Все трое стояли перед амбразурой, растерянно хлопая глазами. Время шло. Мадам по ту сторону укрепления начала беспокоиться. Ее рука непроизвольно, будто играючи, потянулась к телефону.

Пока компаньоны бездействовали в поисках подходящей стратегии, Юлина рука беспрерывно шарила в сумке. Наверное, надеялась найти там монтировку или еще что‑то столь же увесистое, дабы махом решить все проблемы. Но вместо монтировки ее пальцы нащупали лишь маленький прохладный пузырек.

Гутталакс! Ну, держись, красавица. И Юлия с присущим ей мужеством бросилась к окошку, принимая огонь на себя.

На могучей груди, облаченной в белый форменный халат служительницы архива, красовался бейджик. «Энн Вон». Коротко и неблагозвучно. Возможно, столь куцее имя повлияло на формирование личности, сидящей перед Юлией. Юлия была абсолютно согласна с капитаном Врунгелем, сказавшим однажды: «Как корабль назовешь, так на нем и поплывешь». К людям это тоже применимо.

Все эти не относящиеся к делу мысли пронесли в Юлиной голове, пока она удобно размещала локти на узкой полочке перед амбразурой.

– Хелло! – максимально дружелюбно и энергично произнесла она, входя в роль законченной, бодрой дуры.

Дальнейшая Юлина речь не имела совершенно никакого смысла, хотя и излагала придуманную ранее версию, оправдывавшую прибытие компании в архив. Но говорила она по большей части по‑русски, лишь иногда добавляя в свою речь ничего не значащие английские слова. Понять Юлию, естественно, было невозможно. Джон и Денис по очереди пихались к окошку, дабы облегчить ее лингвистические муки. Но их помощь в Юлины планы не входила. Поэтому она отбрыкивалась от них, энергично лягаясь ногами. Руки ее были заняты. Ими она размахивала перед носом деморализованной служительницы архива. В одной ладошке у Юлии был зажат открытый пузырек со слабительным быстрого действия. Капли без цвета, без запаха. Их она недавно покупала для Василия, да забыла отдать. Многолетний гастрит мучил мужа разнообразными симптомами.

Так вот, отвлекая строгую и непоколебимую служительницу архива громкими непонятными криками, тыча без конца пальцами в компьютер и всячески норовя уронить что‑нибудь со стола, Юлия щедро капала слабительное в стоящий на столе стакан кофе, который еще дымился и, очевидно, должен был быть выпит как раз после их отбытия. Когда пузырек почти опустел, Юлия быстро свернула свою бурную деятельность. Грустно сказала перепуганной насмерть Энн Вон «гуд бай» и, схватив своих подельников под руки, бодро направилась к лифтам.

Служительница архива продолжала сидеть неподвижно еще минут пять. Ее маленькие, бесцветные, остекленелые от шока глаза продолжали смотреть туда, где еще недавно орала и махала руками сумасшедшая иностранка. Чего хотела полоумная гостья, так и осталось для Энн Вон загадкой. Постепенно она стала выходить из ступора, она почесала свой могучий квадратный подбородок, словно проверяя, не появилась ли на нем свежая щетина, и ее полная, могучая рука непроизвольно потянулась к кофе. Дама тряхнула головой и, глубоко вздохнув широкой, мощной грудью, сделала первый глоток.

Троица авантюристов спешила к лифтам. Едва двери с приятным «дзынь» распахнулись, Динька с Джоном рванули внутрь, неверно истолковав ситуацию и решив, что сейчас самое время делать ноги.

Не тут‑то было. Отпихнув их от дверей, Юлия нажала на кнопку первого попавшегося этажа, после чего подхватила своих бесполезных помощников и повлекла их в длинный освещенный коридор за лифтом, там она затолкала парней в небольшое углубление в стене, где располагался огнетушитель и еще что‑то противопожарное.

– Цыц! – скомандовала она, выглядывая в коридор и пытаясь расслышать, что происходит в архиве.

Энн Вон окончательно пришла в себя. Спокойно допила кофе и собралась заняться работой. Но тут что‑то тревожное отвлекло ее от намеченной цели. В животе что‑то защекотало, потом сжалось, потом забулькало, а потом Энн Вон сорвалась с места, издала протяжный, полный муки стон, пытаясь запереть дверь архива, не смогла и, бросив на пол ключи, стрелой понеслась в дальний конец коридора, не переставая протяжно, жалобно подвывать и из последних сил стараясь сомкнуть руки на пятой точке, что ей совершенно не удавалось. Габариты последней значительно превосходили длину ее рук.

– Ну, вот, – довольно проговорила Юлия, когда несчастная служительница архива промчалась мимо них, как скорый поезд мимо безымянного полустанка. – Можно приниматься за дело.

Дверь архива была оставлена нараспашку, компьютер включен и не защищен, заходите, копайтесь на здоровье.

Юлия свысока взглянула на своих подмастерий.

– Мам, как тебе удалось? – с восторгом спросил Денис.

– Настоящие иллюзионисты своих секретов не раскрывают, – загадочно проговорила Юлия, проходя в архив.

Джон был впечатлен.

 

* * *

 

– Ну, что дальше? – спросила Юлия у своей гвардии, когда они спустя полчаса устроились на лавочке перед больницей. – Какие будут идеи?

Тридцать минут напряженных поисков не дали ровно ничего. Лесли Пейн в этой больнице явно не рожала.

– Может, попробовать пошарить в общегосударственной базе данных? Я бы мог залезть со своего компа, – нерешительно предложил Денис.

– Не стоит. Могут посадить, – не вдохновился Джон.

Больше идей не было.

– Ладно. Давайте попробуем еще раз сформулировать наши задачи. Иногда правильно заданный вопрос помогает найти правильный очевидный ответ. Что нам надо?

– Нам надо выяснить, является ли Артур Смит сыном конюха и экономки.

– Точно! – Юлию вдруг осенило. – То есть, по сути, нам надо установить отцовство! А что для этого требуется? Во всяком случае, в России. – Она обернулась к Денису, его лицо не выразило и намека на прозрение. – Анализ ДНК! А для этого достаточно...

– Например, волоса! – радостно подпрыгнул Динька.

– У вас есть такие лаборатории? – обернулись они к Джону.

– Да. Но я думаю, лучше сделать эти анализы в университетской лаборатории. Не знаю, насколько это законно, прийти вот так с улицы с пучком чьих‑то волос и заказать исследование.

– А ты сможешь это сделать?

– Попрошу приятеля, он занимается биохимией. Сделает.

– Срочно возвращаемся в Хантли. Мы берем на себя экономку и конюха. Джон, отправляйся в Абердин, разыщи Артура Смита и возьми образец у него, – скомандовала Юлия, и парни дружно вскочили с лавочки. Бедняга Джон даже и не подумал возразить против взваленной на него самой сложной задачи.

«Если бы я была помоложе, наверное, просто влюбилась бы в него», – подумала Юлия, глядя вслед стройному, рыжеволосому парню.

 

Глава 25

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться: